Не знаю почему, но при этих словах по моей спине пробежал ледяной холод.

— Вы сейчас отдохнете. И подумайте, чем вы еще можете быть нам полезны. Поймите, Оттерсбах, вы не нужны нам. Мы — вам нужны. Это должно стать вашей мантрой. Иначе… Это вопрос не только вашего дальнейшего выживания.

В этой палате — или камере — было две койки. Нико, в пижаме с серыми полоскам и напуганный, повалился задом на одну из них. Я сел на другую.

— Шайсе! — сказал Нико.

— Да, — согласился я, — ты прав.

Он уставился на меня расширенными светлыми глазками.

— Что все это значит?

— Извини, — сказал я устало, — я ничего не мог сделать. Они меня все время вот так шантажировали. Не втянул бы тебя — убили бы другого человека. Я надеялся, что ты только покажешь мне Граф, и на этом твое участие закончится. Собственно, я предупредил ее. Не хотел, чтобы они ее взяли. Тебя-то они скорее всего потом выпустят, а ее — нет. Да и потом, они уже знали, что я связывался с тобой, и тебя все равно бы нашли. Я сначала искал Граф для себя, не для них.

— Это же чушь, что ты мне рассказывал про нее? Влюбленный бизнесмен…

— Конечно. Она тоже из этого вида, амару. Эти… ловят амару по всему миру. Война, Нико. Жуткая война — межвидовая.

Нико досадливо махнул рукой.

— Ты-то хоть не нес бы этот бред. Это же невозможно просто, Клаус! Биологически невозможно.

— В смысле? — насторожился я, — что невозможно?

— Существование — в наше время! — двух видов людей! Это бред, какие-то жулики… или секта.

Нико встал, подошел к столу, налил воды из графинчика в стакан. Стакан почему-то только один, но мы, наверное, не подеремся.

— Ну-ка, объясни, — потребовал я, забираясь на койку с ногами. Мельком подумал, что нас, конечно, прослушивают. Для того и поместили в одну камеру. Ну пусть — это им будет полезно узнать.

Нико залпом выпил целый стакан воды, сел на койку, обхватив колени руками и начал вещать академическим голосом.

— То, что ты там изложил — это классическая ситуация разделения и обратного слияния одного вида. То есть у нас был некий один вид, предок. Он жил на одной территории, скрещивался и давал плодовитое потомство. Потом по какой-то причине между двумя частями этого вида возник популяционный барьер. Это может быть наводнение, разделившее племена, уход какой-то части племени на новое место. То есть в любом случае изначально у нас получится один вид, разделенный территориально. С этого момента эволюция каждой ветви пошла по своей дороге. Одной, предположим, в Африке, а другой — в Атлантиде. У каждого из этих видов стали накапливаться в генотипе мутации. Например, у одних обезьян возникло моногамное поведение, у других — полигамное. Потом после некоторого времени по какой-то причине популяционный барьер исчез. В нашем случае — Атлантида погибла, группа Б стала жить рядом с группой А и свободно скрещиваться. Тут может быть одно из двух: либо за это время мутации их так изменили, что они скрещиваться не могут. Территориальный барьер дал начало барьеру физиологическому — ну то есть, например, половые органы перестали подходить… количество хромосом изменилось.

— Понятно.

— Но судя по твоему рассказу никакого физиологического барьера не возникло.

— Как я понял, все-таки возник.