Изменить размер шрифта - +
Печенкой, солнечным сплетением — неважно чем. Всем, где образуют узел нервы, работающие в гармонии с мозгом, который является, по сути, правительством. Фергюсон чувствовал угрозу, ему казалось, что он стоит на самом краешке пропасти.

БСЛД являлось краеугольным камнем. Альтернативой ему был самый ужасный ад, когда-либо создававшийся человеком — угроза неконтролируемой атомной энергетики. Но вернулись здравый смысл и логика, столько раз подводившие Человечество в прошлом, и Бюро гарантировало, что один человек не сможет расстроить его планы. Особенно пристально оно следило за молодежью.

Дерзкий неоперившийся юнец. Он только что пробил оболочку своего яйца — яслей. Естественно, он чувствовал себя в силах справиться с чем угодно. Ведь он всегда справлялся с тем, что возникало внутри яйца. Но оболочка являлась барьером, не пускавшим то, что могло навредить ему.

— Есть один пункт, — сказал Фергюсон. — Ваши сны.

— А что с ними такое?

— Наши эксперты проштудировали их. Особенно гипнопедические видения. Вплоть до последних трех лет ваши зарегистрированные сны следовали за правильными образцами изменений. А потом...

— Потом перестали следовать?

— О нет, не перестали. Они по-прежнему следуют за образцом. Но без изменений.

— Но это просто означает, что я типовой образец, верно? — спросил Лоусон. — Настоящая норма?

— Норма — это условный образ, — нахмурился Фергюсон. — Вы что, пытаетесь разыграть меня?

— Простите. Я вас недооценил, — сокрушенно сказал Лоусон. — Я знаю, что теоретически нормальный человек стал бы в значительной степени монстром. Норма — просто удобный семантический термин. Даже если норма и существует, она не может оставаться таковой из-за давления окружающей среды.

— Все так. Либо вы лгали о снах последние несколько лет, либо вообще их не видите.

— Никто не жаловался.

— Работники яслей смотрят на все однобоко. Мы же здесь подходим с другой стороны.

— Но если я — плохой риск, вы можете просто отказать мне! — воскликнул Лоусон.

— О, нет, — спокойно ответил Фергюсон. — Мы редко отказываем клиенту. Мы допускаем поле для ошибки и платим в случае чего. Мы страхуем. Если бы мы умели управлять фактором неопределенности, то просто устанавливали бы фиксированную сумму, чтобы творить чудеса. Но мы не умеем этого делать. Вот почему мы пользуемся гипнообработкой как дополнительной страховкой — страхуем себя самих. Но когда мы платим, то хотим знать почему. Вас проверили со всех сторон. Вы явно не антиобщественный элемент. У вас нет скрытых преступных тенденций, которые мы наверняка бы обнаружили. Вы нормальный человек для своего возраста...

Фергюсон замолчал, снова испытав при этих словах странный приступ растерянности. Он понял, что сам не верит тому, что сейчас сказал. Он знал с твердой уверенностью, что Лоусон не нормален.

Но не было никаких доказательств. Не было ничего, что навело бы Арчера на этот случай. Предположим, подумал Фергюсон, я спрошу Лоусона: «Зачем вы просили консультанта Рива выдвинуть на рассмотрение закон о пенсии по незрелости?» Разумеется, я получу ответ, но ответ неудовлетворительный.

Лоусон в любом случае не получил бы выгоду от такой пенсии. По закону он уже и физически, и психически зрелая особь. Выходит, его запрос консультанту является актом простого альтруизма, причем альтруизма нелогичного, поскольку у молодежи при существующей системе и так уже есть эквивалент подобной пенсии.

— Иногда людям кажется, что они могут обмануть БСЛД, — сказал он, с сожалением заметив в собственном голосе нотки раздражения. — Но они никогда не достигают успеха.

Успеха. Это было ключевое слово, которое он бросил намеренно и стал ждать реакции.

Быстрый переход