Изменить размер шрифта - +
В нескольких сотнях миль от дома располагалась спортивная площадка, и Лоусон частенько летал туда, чтобы покататься на лыжах, поиграть в теннис, в энергичную игру в скатч или просто поплавать. Он закупил тысячи книг, как бумажных, так и на кассетах, и читал все подряд. У него была химическая и прочие лаборатории, чисто любительские. Так, забавы ради, он как-то раз сам сварил мыло, и только хлорофилл-дезодораторы спасли его бунгало от отвратительного зловония.

И он по-прежнему нигде не работал.

Год спустя он избил полицейского. К тому времени у него как раз кончались деньги.

 

Фергюсон в то время продолжал работать над собой. Он обнаружил неосуществленные до настоящего времени психозы, включая младенческое желание, о котором впоследствии все забывают, достать луну с неба, и по замечательной серии ассоциаций, включающей зеленый сыр, масло и хлеб, разрешил себе вспомнить об отце. Фергюсон связался по видеофону с отцом — дряхлым не интегрировавшимся стариком, который проводил время, коллекционируя грязные лимерики, и не почувствовал ничего, кроме скуки, когда его престарелый родитель принялся по три раза подряд декламировать эти лимерики. Фергюсон выключил связь в полной уверенности, что его отцу давно уже нужен психиатр, и вернулся к своему самоанализу.

И тогда Лоусон отпинал полицейского.

 

— Но это же было больше двух лет назад, — сказал с экрана Арчер. — Я помню, вас тогда это разозлило. Однако с тех пор прошло два года! Лоусон ведь больше не покупал никаких страховых полисов, не так ли?

— Вопрос не в этом, — сказал Фергюсон, чувствуя, как подергивается щека. — Все, кроме меня, забыли о Лоусоне, который остался в архивах просто как очередное дело. Я позвонил, чтобы узнать, потеряли ли и вы к нему интерес.

Арчер издал уклончивое хмыканье.

Фергюсон глядел на него. Их разделяли многие сотни миль.

— Я готов держать пари, — добавил он, — что имя Лоусона записано у вас в календаре как кандидата на будущую проверку.

Арчер колебался.

— Ладно, — сказал он наконец. — Вы победили. Но это же простая процедура. Я проверял его каждые шесть месяцев. Я так делаю со многими — я ведь уже говорил вам, что никогда не рискую. К счастью, сотрудники у меня компетентные, так что я могу выкраивать время на это. Но это — всего лишь рутина.

— В других ваших случаях, может быть, это и рутина, — сказал Фергюсон, — но только не говорите мне, что так же обстоят дела и с Лоусоном.

— Я знаю, что у вас выработалась к нему настоящая фобия, — усмехнулся Арчер. — Есть ли что-нибудь новенькое?

Фергюсон задумчиво поглядел на Арчера, думая о том, сколько именно он может позволить себе рассказать. И решил строго придерживаться фактов.

— Вы знаете, чему я верю, Арчер. Но у меня нет доказательств. Он очень осторожен и никогда не делает ничего, что выдало бы его. При этом он не дает ни малейшего намека на то, что именно собирается сделать, когда использует свои... способности. И мне кажется, я понял почему.

— Может быть, просто потому, что он — обычный человек без всяких там особых способностей? — тихонько спросил Арчер.

— Нет, не может быть! Я скажу вам, как это обстоит на самом деле. Он — все еще ребенок.

— В двадцать три года-то?

— Вы также помните возраст всех ваших рутинных случаев? — усмехнулся Фергюсон.

— Ну, продолжайте же, — сказал Арчер, пожав плечами.

— Я очень тщательно изучил его дело. Из собранной информации я составил диаграммы и графики и показал их специалистам. Получив их мнения, я провел сравнение. Сравнение с образцом активности Лоусона в ту пору, когда он был двенадцатилетним ребенком. Со всеми вариациями. Интеллектуально ему сейчас не двенадцать лет, но его рекреации — периоды расслабления, когда различные центры мозга не находятся под полным контролем разума, — начинают показывать кое-что важное.

Быстрый переход