– Тебя не было тут, отец, когда волна революции докатилась до Нового Рима. Но я видел толпы самых добродушных обыкновенных граждан, которые охотились на прихвостней Снелунда из политической полиции, хватали их, подвешивали за руки и забивали до смерти. И все считали, что так и надо. Мне и сейчас так кажется, как вспомню, что они тут творили.
– И сам Снелунд подохнет так же, если я его поймаю! – с пылом заявил Джон.
– Нет! – рявкнул Мак‑Кормак. – Вы не должны опускаться до его уровня. Он будет убит так же просто, как мы убиваем бешеных собак. А его прислужников мы станем судить справедливым судом. Существуют же разные степени виновности!
– Если, конечно, нам удастся выловить этих вшей, – пробормотал Боб.
Мак‑Кормак невольно подумал о том множестве солнц и миров, среди которых прошла его жизнь, и сказал:
– Вполне возможно, что большинству удастся бежать. Ну и что? У нас найдутся дела поважнее, нежели месть.
Некоторое время они ехали молча. Тропа вывела их на одно из степных плато, где слилась с мощеной дорогой, ведущей к Виндхоуму. Почвы тут были мощные, смытые с окружающих высот, и растительность процветала, резко контрастируя с редкими карликовыми кустарниками на эродированных склонах. Трава одевала землю почти так же плотно, как культурные растения на бывшем морском дне. Это была преимущественно огневка, чьи зазубренные листья окаймлялись алой полосой. Кое‑где блестели побеги кинжальника, а иногда ветер клонил кисточки перьевицы. Стебли растений к ночи, когда температура падала, скручивались и приникали к земле, образуя пружинистую, сохраняющую тепло подстилку. Кое‑где росли деревья, и не только низкие, твердые, как железо, местные породы, но и ввезенные с других планет дубы, кедры, расмин. Ветер доносил ароматы. Справа поднимался к небу столб дыма из трубы каменного фермерского дома. Помещичьи латифундии, обрабатываемые роботами, на Энее считались невыгодными, что очень радовало Мак‑Кормака. Он всем нутром чувствовал, что здоровое общество нуждается в йоменах.
Колин пришпорил лошадь и поравнялся с отцом. В четких юношеских чертах ясно читалась тревога.
– Отец… – начал он и умолк.
– Ну, говори же, – ответил Мак‑Кормак.
– Отец, ты не думаешь… Ты и в самом деле думаешь, что мы это осилим?
– Не знаю, – сказал Мак‑Кормак. – Мы будем действовать как положено мужчинам, вот и все.
– Но… сделать тебя Императором…
Мак‑Кормак снова ощутил, как ничтожно мало шансов он имел, чтобы поговорить со своими близкими, с тех пор, как его освободители доставили его на Эней. Слишком много дел, и какой‑нибудь жалкий час, когда наконец ничто не требует внимания адмирала, необходимо отдавать сну. Нынешний день он буквально украл удел.
– Пожалуйста, не воображай, что мне нравится эта работенка, – сказал он. – Вы же не были на Терре. А я был. И мне она отвратительна. Я никогда не был счастливее, чем в тот раз, когда меня перевели с Терры сюда – в родные мне места.
«Имперская рутина, – промелькнуло у него в уме. – Переводить карьеристов из одного региона в другой. А в конце концов, если это возможно, возвращать их в те сектора, откуда они родом. Теория: они будут защищать свои родные пепелища свирепей, нежели защищали бы чужие. Практика: когда назревает мятеж, то многие офицеры Флота, равно как и гражданские чиновники, осознают, что их родина для них важнее Терры, которую кое‑кто из них и в глаза не видал. Проблема‑то вот в чем: одержав победу, поломаю ли я эту практику, как безусловно сделает Джосип, если победит его адмирал?»
– Но тогда зачем? – спросил Колин.
– А что я мог еще предпринять? – ответил Мак‑Кормак вопросом на вопрос. |