.. И, сказавши, громко зарыдала.
— Так я скажу ему. Поскорей бы уж делу конец... Что томить его понапрасну? — молвила Аграфена Петровна.
— Ах нет, Груня, не говори,— вскликнула Дуня.— Как это можно?
— Ежели станем молчать, ни до чего не домолчимся,— сказала Аграфена Петровна.— Непременно надо вам переговорить друг с другом, а там — что будет богу угодно.
— Ах, нет!.. Нет, ни за что на свете! У меня и слов не достанет,— вскликнула Дуня.
— Так ин вот что сделаем,— сказала Аграфена Петровна.— Так и быть, хоть я еще и молода, пойду в свахи. Потолкую с ним, а потом и с тобой слажу. Ладно ли будет?..
— Не знаю. Делай как лучше,— чуть слышно прошептала Дуня.
И всю ночь после того глаз не могла сомкнуть она, думы так и путались у ней на уме. А думы те были все об одном Петре Степаныче, думы ясные и светлые. Тут вполне сознала Дуня, что она полюбила Самоквасова.
Заснула только под утро, и во сне ей виделся только он один.
Утром Аграфена Петровна передала Петру Степанычу, что Дуня не прочь за него идти. Он так обрадовался, что в ноги молодой свахе поклонился, а потом заметался по горнице.
— Так и быть, сведу вас,— сказала Аграфена Петровна,— только много с ней не говорить и долго не оставаться. Ведь это не Фленушка. Робка моя Дуня и стыдлива. Испортите дело — пеняйте на себя. Сама при вас буду — меня во всем извольте слушаться; скажу: "довольно" — уходите, скажу: "не говорите" — молчите.
Вечером, когда Дуня с Аграфеной Петровной сидели вдвоем, вошел к ним Петр Степаныч. Не видавши целый день Дуни, он низко ей поклонился, а она ответила едва заметным поклоном. Все трое молчали.
— Я, Петр Степаныч, по вашей просьбе, говорила с Дуней насчет ваших намерений,— начала Аграфена Петровна.— Вот она сама налицо, извольте спрашивать, как она думает.
Неровной, медленной поступью подошел Самоквасов к Дуне. Хочет что—то сказать, да слова с языка не сходят. Сам на себя дивится Петр Степаныч — никогда этого с ним не бывало. Нет, видно, здесь не Каменный Вражек, не Комаровский перелесок.
— Да говорите же! — вскликнула с нетерпеньем Аграфена Петровна.
Оправившись от смущенья, тихим, взволнованным голосом, склонив перед Дуней голову, сказал он:
— Ежели не противен... не откажите... явите божескую милость... Богом клянусь — мужем добрым буду, верным, хорошим.
У Дуни в глазах помутилось, лицо вспыхнуло пламенем, губы судорожно задрожали, а девственная грудь высоко и трепетно стала подниматься, потом слезы хлынули из очей. Ни слова в ответ она не сказала.
— Согласны ль будете выйти, Авдотья Марковна, за меня? — спустя немного промолвил Петр Степаныч. Дуня через силу прошептала:
— Да.
— Ну и слава богу,— радостно вскликнула Аграфена Петровна.— Домолчались до доброго слова!.. Теперь, Петр Степаныч, извольте в свое место идти, а я с вашей невестой останусь. |