Она только улыбнулась, Метти тоже.

– Не, бля, это научно доказано. Вы ни хуя не врубаетесь!

– Ну что, занималась Лоррен вчера сексом? – спрашивает Метти. Этого мудилу будто с креста сняли.

– Это наш секрет. Правда, цыпка? – говорю я ей. Мне кажется, она в меня втрескалась, потому что она всегда затихает и робеет, когда я с ней, блин, разговариваю. Как только вернусь из Лондона, сразу же загляну сюда, бля, и мы с ней, сука, ещё побеседуем.

Ебать меня во все дыры, если я останусь с Джун из‑за бэбика. А если эта сучка его хоть пальцем тронет, я её убью, на хуй. Когда у неё родился ребёнок, она решила, что может хамить мне, бля. Ни одна сука не смеет мне хамить, есть у неё ребёнок или нет никакого, на хуй, ребёнка. Она это знает и всё равно наглеет, блядь. Пусть только что‑нибудь случится с ребёнком…

– Слышь, Франко, – говорит Рентс, – пора выдвигаться. Не забывай, что нам ещё надо собраться.

– Ага, конечно. А чё ты взял?

– Пузырь водовки и несколько банок пива.

Можно было и так догадаться. Этот рыжий говорил, что терпеть не может ёбаной водки.

– Я взял батл «джей‑ди» и восемь банок «экспорта». Я могу сказать Лоррен, чтоб она налила нам ещё по кружке.

– Мы возьмём ещё по кружке, и опоздаем на поезд, – говорит он. Иногда я не догоняю его юмора. Мы с Рентсом знаем друг друга давным‑давно, но с тех пор он сильно изменился, а я никогда не увлекался наркотиками и всей этой хуйнёй. У него своё кино, а у меня своё. Но всё равно он уматный чувак, этот рыжий ублюдок.

Короче, я заказываю две кружки, одну со «специальным» для меня и одну с «лагером» – для рыжего. Мы собираем шмотки, ловим тачку и пиздуем на север. В привокзальном баре по‑быстряку опрокидываем ещё по пинте. Я болтаю с тем чуваком за стойкой, его брательник в Сафтоне учится. Неплохой пацан, насколько я помню. Мухи не обидит.

Лондонский поезд набит под завязку, блядь. Я просто хуею от этого. Ты платишь капусту за ёбаный билет, а потом оказывается, что мест, на хуй, нет! Ёбаные железнодорожники.

Мы проталкиваемся с банками и пузырями. Мои шмотки вываливаются из ёбаной сумки. Ох, уж эти суки с рюкзаками и ручной кладью… да ещё в придачу дети в колясках. Нужно запретить садиться с детьми на поезд, блядь!

– Ну и народу, сука, – говорит Рентс.

– Всё из‑за этих гадов, что бронируют места. Ещё б ничего, если б они бронировали от Эдинбурга до Лондона, это столичные города и всё такое, но они же, суки, бронируют со всяких там ёбаных Беруиков. Просто не надо останавливаться на всех этих станциях. Надо ехать прямиком из Эдинбурга в Лондон, и пиздец. Если бы это от меня зависело, я бы так и сделал, – кое‑кто вытаращился на меня. Но я высказываю своё, блядь, мнение, и пошли они все в жопу.

Ох, уж эта броня! Ёбаная свобода, блядь. Кто не успел, тот опоздал. Бронирование мест, сука… я им покажу бронирование мест…

Рентс садится рядом с двумя чувихами. Ничё так. У этого рыжего губа не дура!

– Эти места свободны до Дарлингтона, – говорит он.

Я срываю таблички «Место забронировано» и засовываю их себе в задний карман:

– Теперь они свободны до самого Лондона, бля. Я покажу этим сукам броню, – говорю я, улыбаясь одной из чувих. – Всё правильно. Билет стоит сорок фунтов. Эти железнодорожники в конец охренели, – Рентс только пожимает плечами. Этот пижон нацепил на себя зелёную бейсбольную кепку. Как только он закемарит, бля, она полетит в окно, ручаюсь, сука.

Рентс вовсю хлещет водяру: не успели мы доехать до Портобелло, а он уже выдул полпузыря. Этот рыжий говорил, что терпеть не может водясика.