Мы останавливаемся в Дарлингтоне, и тут заходят эти поцы и начинают сверять свои билеты с номерами наших мест. Поезд набит битком, и этим сукам негде сесть, блядь.

– Извините, это наши места. Мы их забронировали, – говорит этот чувак и трясёт билетом у меня перед носом.

– Боюсь, здесь произошла какая‑то ошибка, – говорит Рентс. Рыжий умеет быть стильным, бля, этого у него не отнимешь; у чувака есть стиль. – Когда мы садились на поезд в Эдинбурге, здесь не было таблички «Места забронированы».

– Но у нас есть плацкарты, – говорит чудак в джонленнонских очках.

– Ну что ж, советую вам подать жалобу служащему Британской железной дороги. Я с моим другом законно занимаем эти места. Простите, но мы не несём ответственности за ошибки, допускаемые Британской железной дорогой. Благодарю вас, и доброй вам ночи, – говорит он, еле сдерживая смех, стервец рыжий. Я был слишком поглощён этим спектаклем, а не то б давно послал их к ёбаной матери. Ненавижу всякие разборки, но этот «джон‑леннон» сам нарывался.

– У нас есть билеты. Значит, это наши места, – говорит он. – Вот и всё.

– Эй, ты! – говорю я. – Да, ты, хамло! – Он обернулся. Я встал. – Ты слышал, что сказал этот пацан, бля? А теперь ноги в руки и катись отсюда, прыщавый! Давай… пошёл! – я показал рукой на ёбаный проход.

– Пошли, Клайв, – сказал его дружок. Эти суки съебались. Так‑то лучше. Для них же самих. Но только я подумал, что всё, на хер, кончилось, как вдруг они возвращаются вместе с проводником.

Сразу видно, что проводнику всё глубоко по барабану, он просто выполняет свои, бля, обязанности. Чувак начинает грузить о том, что это, мол, их места, но я его сразу обрываю.

– Меня не ебёт, что у них там написано в ихних билетах, командир. Когда мы садились на эти ёбаные места, на них не было никаких, на хуй, табличек. Мы никуда отсюда не уйдём. И весь разговор. Вы слишком доверяете этим своим ёбаным билетам, в следующий раз смотрите, чтоб там была, на хер, подпись.

– Может быть, их кто‑то убрал? – говорит он. Чисто для отмазки.

– Может, да, а может, и нет. Мне до этого нет никакого, блядь, дела. Я сказал: места были свободны, и я имел право на них сесть. Вот и весь сказ.

Проводник начинает спорить с этими мудаками, а потом говорит им, что он ничего не может, бля, сделать. Я не вмешиваюсь. Они кричат, что будут жаловаться, и парень тогда сам на них наезжает.

Чудак, сидящий передо мной, снова оглядывается.

– Какие‑то проблемы, чувак? – ору я на него. Он, ссыкун, сразу отворачивается.

Рентс закемарил. Рыжий нажрался в драбадан. Вылакал половину пузыря и почти всё пиво. Я беру его пузырь вместе с собой в парашу, отпиваю и доливаю в него своей мочи. Это ему за то, что забыл картишки, блядь. Две трети пива, и одна треть мочи.

Возвращаюсь и ставлю пузырь на место. Чувак крепко спит, одна из тёлок тоже. Вторая уткнулась головой в книжку, блядь. Две письки. Даже не знаю, кого бы мне больше хотелось трахнуть – беленькую или тёмненькую, сука.

Я бужу рыжего в Питерборо:

– Подъём, Рентс. Ты, я вижу, слабак, бля! Не смог осилить пузырь. Ёбучий спринтер, вот ты кто. Спринтеру не хуй тягаться с бегуном на дальние дистанции.

– Не гони… – говорит он и делает большой глоток из бутылки, бля. Весь аж скривился.