– Судье, – подсказала Нориэль. Потом дала определение: – Это та, кто решает, что правильно, а что нет. – Эгил благодарно кивнул. Нориэль нахмурилась. – Старейшая Метчильд умерла в Ночь Бури. Но я думаю, ты прав. Этим должен заняться совет старейших. – Она поискала глазами ближайшую девочку и попросила: –Леатрис! Отыщи и приведи к нам пришелицу Элизабет. Мы должны поговорить с ней. – Потом повернулась и сказала, явно давая понять, что разговор окончен: – Спасибо, девушка.

Новая старейшая, Раула, дочь Милены, стряхнула грязь с юбки, достала изношенное веретено из кармана и подняла его, требуя тишины. Элизабет, дочь Сигера, и Лойз, дочь Аннет, встали со своих мест и подошли к торопливо собранным старейшим, не глядя друг на друга. Старейшие долго разговаривали с обеими женщинами, потом подозвали всех остальных, кроме человека, которого это тоже касалось, – Эгила, сына Лизы. Эгил сидел рядом с Ароной на камне, глядя, как она делает записи на глиняной табличке, обитой деревом. Ее отыскали в развалинах и торопливо починили.

– Дело о котле, – объявила старейшая после долгих переговоров. – Мы установили, что он принадлежит Элизабет, дочери Сигер, которая передала его Лойз, дочери Аннет, за еду и убежище. Три женщины подтвердили, что такой обмен был сделан по предложению Лойз, дочери Аннет, и что Элизабет, дочь Сигер, согласилась, потому что считала, что у нее не было выбора. Семь человек подтвердили, что Элизабет, дочь Сигер, не представляла себе истинной ценности котла.

– Да она слабоумная, бедняга, – упрямо настаивала Лойз, дочь Аннет.

Старейшая набросилась на нее, как кошка на кролика.

– Если Элизабет, дочь Сигер, не обладает здравым рассудком, всякая торговля с ней нечестная и потому незаконная. А что ты скажешь, Элизабет, дочь Сигер?

Пришелица покраснела.

– Это правда, я плохо говорю на вашем языке. Но госпожа Лойз на моем вообще не говорит. И я скажу, – она перешла на родной язык, – что если из‑за этого считать человека полоумным, то Лойз, дочь Аннет, совсем спятила, потому что я кое‑как ее понимаю, а она меня нет. Но дело не в этом. Дело в ценности котла, который у вас ценится гораздо выше, чем в моей родной деревне, потому что мы торговали со многими районами, а вы не торгуете. Я этого не знала: нельзя все узнать в незнакомом месте за несколько дней!

– Говори так, чтобы мы могли понять! – послышались крики из толпы. – Говори по‑нашему!

Волшебница незаметно присоединилась к собравшимся и негромко переводила для старейших, которые не встречались с чужаками. Когда Элизабет замолчала, волшебница подняла руку и заговорила:

– Я думаю, добрые женщины, что многие наши споры возникают из‑за языкового барьера, потому что в зрелом возрасте трудно изучить чужой язык.

– Обмен был честный, – упрямилась Лойз, дочь Аннет. – Она отдала котел, который мало что значил для нее, за свою жизнь и жизнь своих детей, которые значат для нее гораздо больше. Что здесь нечестного?

Эгил подтолкнул Арону.

– Священники говорят, что обмен под принуждением неправильный. Жаль, что здесь нет образованных.

– Может, ты их обучишь? – сердито буркнула Арона, увлажняя палочку, чтобы легче было работать по глине. Эгил заглянул через ее плечо. Система знаков, которой она пользуется, не обычный алфавит, но какие‑то сокращения, которых он не понимал. Он нахмурился и вернулся к своим мыслям.

Подняла руку госпожа Флори. Старейшая направила на нее веретено и произнесла:

– Да, целительница?

– Обмен несправедливый: когда Ловри, дочь Элизабет, повредила руку, Лойз, дочь Аннет, не привела ее ко мне и не позволила прийти матери девочки.