Потом подняла руку и получила слово Элтеа, ткачиха.

– Лойз продавала мне вышивку, которую выполнила Лиза, – грубовато поведала она. – Вполне стоит нескольких дней убежища и пищи, которые она дала женщине.

Эгил что‑то начал говорить, Арона подтолкнула его. Он замолчал, и она подняла руку. Старейшая удивленно посмотрела на нее.

– Хранительница? – удивилась она неодобрительно, потому что хранительницы записей не принимают участия в таких спорах.

– Эгил, дочь Элизабет, сказала мне, что в их деревне считают: вынужденный обмен неправильный, – быстро проговорила Арона, покраснев. Еще маленькой девочкой ее часто ругали за то, что она встревала на встречах. Но ведь это не формальное собрание, а вопрос важен.

Старейшая повернулась к матери Эгила.

– Таков ваш обычай?

– Я не принимала участия в делах деревни, – запинаясь, пролепетала женщина на языке фальконеров. – Но я думаю – да. Харальд как‑то мне об этом говорил.

Старейшие принялись переговариваться и рассматривать вышивку, которую принесла Элтеа. Эгил снова подтолкнул Арону.

– Неужели у вас записывают все ссоры старух? Ваша старательность восхитительна, но… – Он замолчал, увидев, что старейшая снова подняла веретено.

– В деле о котле мы видим несколько положений, – строго заговорила она. – Во‑первых, по обычаям Элизабет, дочери Сигер, сделки вообще не было, так как она совершала обмен вынужденно. Во‑вторых, Лойз, дочь Аннет, не выполнила условий соглашения, потому что рука Ловри, дочери Элизабет, воспалилась, и ее не лечили. В‑третьих, вышивка была достаточной платой за еду и убежище, которые получило семейство Элизабет. Наконец, Элизабет, дочь Сигер, не полностью понимала сути обмена, потому что он был совершен не на ее языке.

Старейшая помолчала.

– Следовательно, все обмены между пришелицами и нами должны совершаться с участием переводчиков, и чужаков необходимо внимательно расспрашивать об их обычаях относительно обмена. В данном случае мы решаем, что котел должен быть возвращен Элизабет, дочери Сигер. Мы также предлагаем ей поселиться на ферме Вирдис, дочери Нилиры, теперь незанятой, если она согласится в обмен передать свой котел для переработки в плуги и инструменты.

Эгил встал.

– Договорились, – обрадовался он, как будто котел принадлежал ему. Старейшая не обратила на него внимания.

– Приемлемы ли для тебя условия, Элизабет, дочь Сигер? – спросила она. Волшебница подробно перевела. Лиза нахмурилась и почесала голову.

– Я должна подумать, – сказала она наконец. Затем пошла на поле и принялась за работу. Эгил присоединился к ней. «Какой нахальный», – не впервые подумала Арона, собирая свои записи.

Женщины разошлись, а Арона напряженно прислушивалась к разговору Эгила с матерью.

– У нас будет земля, – уговаривал он ее. – И ты больше не будешь служанкой старухи.

– Я не служанка, – возразила Лиза.

К ним подошла Элтеа и подтвердила:

– Твоей матери хорошо у меня, и она не любит работать на земле.

– Я понимаю, что ты теряешь прекрасную вышивальщицу, – заметил Эгил ядовито. Он повернулся и обнял мать за плечи. – Мама! Тебе не нужно будет так много работать на земле, как этим женщинам. У тебя для этого есть я! Ты снова станешь хозяйкой в собственном доме, и мои младшие братья и сестры получат нужную заботу. Я знаю тебя, мама, ты никогда не поставишь свои капризы и желания выше потребностей семьи и деревни. Правда?

– Мне нужно подумать, Эгил, – спокойно повторила она и кивнула, отпуская его.

Эгил изо всех сил вогнал топор в последнее упавшее дерево.