Госпожа Флори развернула один из свитков Эгила.

– Похоже, это то предание, что ты нам рассказывала в пещере, но написанное от лица Тсенгана Безумца, –заметила она.

Арона вытерла глаза и кивнула.

– Он часто говорил, что предание нужно рассказывать по‑другому. – Она дала старейшим подумать над этим, потом отвела их наверх.

Большинство свитков самой Ароны было сделано ею в детстве. Взяв один из них, она взглянула на последнюю строку.

– Но ее изменили! – воскликнула она гневно. Старейшие всмотрелись. Арона указала на последнее слово.

– Я сама это писала и на каждом свитке добавляла:

«Я знаю это, потому что делала своими руками и видела собственными глазами». Но посмотрите! Теперь здесь написано: «Это смесь полной чепухи».

Эгил торопливо прикрыл рот рукой, но волосы на его верхней губе дрожали.

– Эгил, это уже не шутка! – с обидой закричала Арона. – Ты изменил запись!

– Откуда ты знаешь, что это сделал я, а не твоя хозяйка? Она выразила свое мнение о твоем свитке, – невинно сказал он.

– Какие еще записи ты изменил? – настаивала Арона. – О, уважаемые старейшие, теперь нам придется просматривать их все!

Старейшая мать вздохнула и отыскала для себя сиденье: спина у нее очень уставала, когда она стояла долго, а ноги начинали неметь. Эгил услужливо принес ей чашку травяного чая. Арона посмотрела на волшебницу, которая незаметно покачала головой. Госпожа Флори послала Ханну к госпоже Гондрин за едой и элем. Ароне пришла в голову новая мысль, и она в ужасе посмотрела на волшебницу. Несогласная кивнула.

– Старейшие, – предложила волшебница холодным ясным голосом, – это продлится больше, чем один день. Так как возник вопрос об изменении записей, я думаю, Арона и Эгил должны вернуться в дома своих матерей и жить там, пока мы не закончим, а комнату записей нужно охранять.

– Согласны, – протянула старейшая мать, кисло посмотрев на Арону.

В плотницкой Бетиас Арона не могла уснуть. Собственная постель казалась ей узкой и непривычной, теперь она принадлежала одной из маленьких дочерей тети Наты. Не сворачивалась в ногах маленькая рыжая кошка, не ходила по ее груди по утрам, заставляя встать. Сестры приставали к ней с вопросами, шумно просили во всех подробностях рассказать о происшествии и о том, как она собирается жить с Эгилом. Кармонт, дочь Элен, которая, вырастая, проявляла все признаки он‑дочери, спросила, почему бы ей не выяснить, что нужно Эгилу, и не согласиться в обмен на то, чего хочет она.

– Потому что мы хотим одного и того же, – выпалила Арона. – Или – в другом случае – мы хотим прямо противоположного.

Она отодвинула стул и попросила разрешения уйти от обеденного стола.

– Мама, тетя Ната, тетя Элен, я не хочу есть. – Она убежала на крыльцо и заплакала, плакала о Марис, о себе, о записях и о том, что произошло с момента появления Эгила, дочери Элизабет, в деревне.

Если Эгил выиграет, что ей делать?

Она может жить здесь и ежедневно ходить в Дом Записей, присматривать за свитками. Эгил этого не позволит, но сможет ли он ее остановить?

Предположим, сможет. Тогда она украдет записи и спрячет где‑нибудь. Но где? И если старейшие назначат его хранительницей, они заставят ее вернуть свитки.

Допустим, она спрячет их так, что никто не сможет найти, и откажется возвращать. Самое плохое, что с ней могут сделать, – изгнать. Безумная Бетия, убийца, была изгнана. Бабушка Ангхард сама себя изгнала, и Пелиел, Дочь Лаэли, и брат Джомми.