Изменить размер шрифта - +
Ну, наверно, где‑то в караване, разговаривает с торговцами. Она это любит.

 

Арона, глубоко задумавшись, вела мула назад по тропе. Все яснее и яснее становилось, что Эгил делает себя он‑хозяйкой Дома Записей. И не сторонится хулиганства, если это приводит его к цели. Торговка и он‑люди говорят, что так обычно и поступают за пределами деревни, но это не обязательно. Арона вернула мула госпоже Дарран, поблагодарив ее и дав небольшой подарок, и, по‑прежнему задумавшись, вернулась к себе в кухню. Госпожа Марис, очевидно, спит в своей комнате, а Эгил сидит у нее. Арона облегченно развесила свои покупки и собралась убрать пергамент. Но, не выйдя еще из кухни, услышала голос Эгила:

– Умри! Умри, бесполезная старуха, и уйди с моего пути!

С величайшим усилием Арона сдержала гневный крик и прикрыла дверь. Схватив плащ, она побежала к Дому Исцеления. Тут она остановилась, перевела дыхание и привела себя в порядок.

– Моей хозяйке хуже, – сообщила она госпоже Флори всего лишь слегка возбужденным голосом. – Я думаю, может кто‑то, бог или женщина, сглазили ее. – Когда госпожа Флори надела плащ и принялась звать помощницу, Арона добавила: – У меня теперь достаточно пергамента, чтобы записать рецепты для тебя и твоей помощницы.

– Достаточно будет накормить ученицу, – сухо ответила целительница, потому что Ханна, дочь Элизабет, была в том возрасте, когда вечно хочется есть.

Арона покачала головой.

– Ей придется из‑за этого драться с Эгилом. –Теперь она полностью владела собой. «Это мне придется бороться с Эгилом за Дом Записей, – подумала она, – а он дерется нечестно. Джонкара, помоги мне! Я не знаю, как драться с тем, кто так подло поступает».

 

Госпожа Марис умерла, когда первые весенние птицы начали выбирать места для гнездовья, когда женщины говорят о пахоте, через месяц после исчезновения Асты, дочери Леннис, со всеми товарами ее матери. Это происшествие вызвало в деревне большой скандал.

– Легочная лихорадка, – подтвердила свой диагноз госпожа Флори, как и при первом посещении. – Ее убила зима, а не богиня. – Она искоса посмотрела на дом волшебницы и сделала знак «убереги меня от фальконера», как будто это госпожа волшебница желала зла госпоже Марис.

– Я уверен, ты сделала все, что могла, – печально произнес Эгил целительнице. Арона вытерла глаза и сердито посмотрела на него. Как он смеет делать вид, что горюет о Марис, когда желал ей зла? Вся деревня принесла еду и дары на прощание с хранительницей. Все обязанности гостеприимства выпали на долю Ароны. Она не пыталась заставить Эгила принимать в этом участие: чем меньше у него общего с Домом Записей, тем лучше.

– Арона! – Теперь он обращался с ней, как мать с мечтательной дочерью. – Принеси еще эля!

– Иди принеси сам! – возмутилась она.

Он покачал головой и что‑то сказал гостьям. Арона уловила слова «потеряла рассудок». Наконец с мученическим видом Эгил принес кувшин. Гостья повернулась к Ароне.

– А кто теперь будет главным в Доме Записей? –спросила она.

Арона вздернула голову. Отдать дом Эгилу – это невыносимо! Но драться с ним за него тоже немыслимо.

– Это решат старейшие, тетя Олвит, – вздохнула она.

Пасечница покачала головой.

– Еще одна ссора в деревне, – печально проговорила она.

 

Глава одиннадцатая. Судный день

 

Старейшие деревни Риверэдж собрались в зале. Среди них была Несогласная, так как дело касалось чужаков. Среди них, но не с ними: старейшие сидели немного в стороне от волшебницы и беспокойно посматривали на нее, как смотрели на чужаков, когда они появились впервые.

Быстрый переход