– Ну да, – сказал я. – А ты сказал, что не возьмешься.

– Точно, – сказал Арнольд и снова повернулся к двери. Потом снова обернулся и добавил: – Просто я сделаю это бесплатно.

И теперь я, когда беру у кого нибудь интервью, всегда об этом помню и никогда не задаю легких вопросов. Пусть за свой счет угощают другие."

* * *

Римо однажды прочел заметку, затем отыскал бар «У Перчки» в телефонном справочнике, а услужливый полисмен растолковал ему, как попасть на Ла Дукс стрит.

Подъехав к бару, Римо увидал стоявший там фургон телевизионщиков. У входа выстроилась очередь, и молодой парень в испанском кожаном пиджаке и сшитых на заказ джинсах отпихивал людей от двери.

Римо двинулся к нему.

– Извини, приятель, – сказал парень. – Бар откроется через два часа.

– А в чем дело? – поинтересовался Римо.

– Рекламу снимают.

– Хорошо, – сказал Римо и сделал вид, что уходит. Парень отвернулся, чтобы отогнать кого то еще, и Римо, следивший за глазами парня и дождавшись, когда тот повернется настолько, что не сможет видеть его боковым зрением, шмыгнул у того за спиной в дверь салуна.

– Извини, туда пока нельзя, – сказал парень какому то мужчине, одетому в клетчатый пиджак и синие джинсы фирмы «Фармер Браун».

– А почему же ты только что пропустил того малого? – спросил мужчина.

– Какого малого?

– А того, худого.

– Отойди. Я его тоже выгоню, – ответил парень.

– Дубина.

– Приходите через пару часов, – сказал парень.

Деревянный пол старого заведения был сплошь устлан толстыми электрическими кабелями, и освещение было как вечером на стадионе.

Возле стойки стоял мужчина. Это был крупный, толстый человек, одетый в костюм, который выглядел так, будто владелец получил его по почте в бумажном пакете. Римо узнал Джоуи Джерати, портрет которого был помещен в газете рядом со статьей.

Позади Джерати стояли мужчина и женщина – модели, тщательно наряженные под посетителей. За стойкой стоял бармен, выглядевший вполне реально, наверное, потому, что у него был мокрый передник.

Римо сел за столик и стал наблюдать. Возле камеры стоял режиссер и выслушивал сетования Джерати.

– Когда же мы, в конце концов, закончим? – спрашивал Джерати.

– Сразу, как только вы правильно произнесете текст.

– Если я еще хоть раз глотну эту дрянь, меня вырвет.

– Не надо пить. Только прикоснитесь губами. А теперь, давайте попробуем еще разок.

Режиссер кивнул оператору, и Джерати повернулся к бармену.

Стоявшие рядом с ним двое, громко заговорили. На музыкальном автомате заиграла пластинка. Джерати начал говорить бармену о том, какие хорошие люди мусульмане шииты и как спокойно было бы жить в этом мире, если бы он находился в руках этих добрых и чутких людей.

Режиссер подождал, когда звукооператор повернется и кивнет ему головой, давая понять, что запись звука установлена на нужном уровне, и скомандовал:

– Приготовились!

Римо видел, как Джерати ссутулился от напряжения. Затем он повернулся к режиссеру и пожаловался:

– Костюм жмет. И зачем только понадобилось на меня его надевать?

– Потому что он создает необходимый образ человека из толпы.

– Черта с два! Другие вон ходят в костюмах от Пьера Кардена. А я чем хуже?

– Те, кто ходят в костюмах от Кардена, не пьют пиво «Банко», – парировал режиссер.

– Да его вообще никто не пьет, – сказал Джерати.

– Ну, ладно. Давайте заканчивать съемку и убираться отсюда.

Джерати снова повернулся к стойке и начал говорить бармену о жесточайшей дискриминации испаноязычного населения в Сент Луисе.