Перчки кивнул.

– Частый клиент?

– Не а. Я его тут сроду не видел, и вдруг он стал писать про мой бар. Он его в телефонном справочнике нашел. Написал раз, потом еще, я пригласил его зайти. К счастью, заходил он не часто, я об этом ничуть не жалею.

– Почему так?

– Потому что ко мне сюда ходит рабочий люд. И если он будет ошиваться тут в своих модных французских костюмах и лакированных штиблетах да хлебать бренди, – да еще, прости, Господи, из бокала, – да начнет болтать про произвол полиции, гражданские права и все такое прочее, мои добрые клиенты в один прекрасный день засунут его в плевательницу.

– А что за люди, о которых он пишет? – спросил Римо. – Кто такой этот Арнольд Безспичкин?

– Да он все это сочиняет! Но я вот что скажу. Некоторым нравится такая трепотня, вы в любой день можете найти подобную статейку. У меня здесь таких ребят целая дюжина отирается. Сразу видно, что все прогорели на торговле рубашками. Сидят тут и зыркают по сторонам: ждут, что к ним подойдет этот самый поджигатель и предложит свои услуги. А выпить закажут кот наплакал.

– Ну, и к кому нибудь подходил такой поджигатель?

– Не знаю, – ответил Перчки. – Иногда наведываются ребята в полосатых костюмчиках. Но это не постоянные клиенты. И тут бывают такие разговоры, о которых я и знать не хочу.

В бар вернулся Джоуи Джерати, одетый в легкий серый, слегка приталенный клетчатый пиджак и брюки прямого покроя из такого же материала. Лацканы его пиджака тютелька в тютельку соответствовали тому, что рекомендовал как последний крик моды сезона «Джентльменский ежеквартальник». Галстук его имел внизу ширину два дюйма, в отличие от трехдюймовых, какие носили на прошлой неделе.

Взглянув на Римо, он спросил:

– Что вы думаете по поводу распространения влияния ислама?

– Ничего плохого, – ответил Римо, – пока это не сделает цветных чересчур наглыми.

Джерати посмотрел на свой бокал.

– Этого и следовало ожидать. В таком месте.

– А что вы об этом думаете? – спросил Римо.

– Я думаю, что за ним наше будущее, – ответил Джерати.

– И все мы попадем прямиком в пятнадцатый век, – заметил Римо.

– Нельзя судить, какой характер приобретет движение после революции, когда революция стоит только на полпути.

– Если люди поедают друг друга, то можно не сомневаться в том, что они не станут вегетарианцами.

– Вы расист, – сказал Джерати и сделал маленький глоток.

– Отнюдь нет, – ответил Римо. – Просто я предпочитаю иметь возможность отличать одного жулика от другого. А если все начнут звать друг друга Мустафа, я запутаюсь.

– Расист, – сказал Джерати.

– А кто из нас не такой?

– Верно. Все мы такие. Как вас зовут?

– Римо.

– Фамилию не надо. Я не люблю фамилий.

– А как насчет Арнольда Безспичкина? – спросил Римо. – У него есть фамилия?

Джерати, казалось, насторожился.

– Естественно. А кому это нужно?

– Да я просто поинтересовался. Он сюда заходит?

– Естественно, – ответил Джерати.

– Познакомьте меня с ним.

– Ну, если он придет. И если я буду здесь. Но я сейчас ухожу, а его пока что то нет.

И Римо понял, что бармен был прав. Этот Арнольд Безспичкин – всего лишь плод фантазии Джерати.

Оставив пять долларов на чай, Римо поставил пиво на столик. Бармен сказал правду. В течение получаса, несмотря на то, что еще не настал полдень, бар заполнили какие то нервные люди, которые, заказав себе виски «Чивас» со льдом и не притрагиваясь к напитку, сидели и глазели друг на друга да бросали взгляды на дверь, когда та открывалась.