– Вот чего сегодня не хватает Америке, – проговорил Чиун. – Никто не испытывает гордости за свое дело. Действия наемников повсюду вызывают нарекания, выводя тем самым людей из себя и создавая о нас плохое мнение. Неужели в тебе нет никакого чувства ответственности?

– Есть, – сказал Римо. – Я чувствую на себе ответственность за поимку тех, кто устраивает эти поджоги.

– Это уже лучше, – заметил Чиун.

– Это мой долг перед Руби. Она была нашим другом.

Чиун вздохнул, пасуя перед этим доводом, которому ничего не мог противопоставить.

– Доброе дело остается добрым, даже если делается из неверных побуждений, – проговорил он.

Римо кивнул, хотя и не понял, что Чиун имел в виду. Он слишком устал, чтобы это выяснять, а потому опустился пониже, так, чтобы вода доходила до самой шеи, и закрыл глаза, готовый уснуть. Уже засыпая, он ощутил на лице осторожное прикосновение влажной губки и пощипывание примочки. Мелькнула мысль, что Чиуну ничего не стоит нажать сверху и, погрузив его голову под воду, подержать так до тех пор, пока он не захлебнется. Но он тут же отбросил эту мысль и погрузился в сон.

Глядя на своего спящего ученика, Чиун проговорил:

– Спи, сын мой, а потом тебе еще о многом предстоит узнать.

И он, осторожно опустившись на кафельный пол в ванной, сел, сложил руки и стал ждать, когда Римо проснется, не сводя при этом с него глаз, дабы избежать каких либо неожиданностей.

Глава девятая

Римо не знал, сколько времени он проспал. Открыв глаза, он увидел Чиуна, который сидел на полу.

– Ты так и просидел тут? – спросил Римо.

– Нет, – ответил Чиун. – Я зашел посмотреть, не забыл ли я тут чего нибудь.

Римо кивнул. И вдруг его сознание остановилось на мысли, что он не чувствует боли. Подняв из воды правую руку, он поднес ее к глазам. Краснота исчезла, там, где кожа была сморщенной и, казалось, вот вот начнет трескаться, живая ткань, впитав в себя влагу, разгладилась.

– А что это ты налил в ванну? – поинтересовался Римо. – Хорошая штука.

– Это сделано из глаз жабы, – сказал Чиун. – С добавлением измельченных рогов козла, желчного пузыря теленка, помета водоплавающих птиц, маринованных языков тритонов, органов саламандры...

– Хватит! – сказал Римо. – А то меня вырвет.

– Ты же сам спросил.

– Если бы ты был поделикатней, мог бы и не говорить, – упрекнул Римо.

Когда он начал вылезать из ванны, Чиун поднялся с пола и отвернулся, и Римо удивила такая стеснительность старого азиата. Обернувшись полотенцем, он спросил:

– Оно что, правда из всего этого сделано?

– Еще раз обожжешься, и я заставлю тебя это выпить, – хмыкнув, ответил Чиун и вышел из ванной.

Чуть погодя, надев все чистое, Римо вошел в гостиную. Он догадывался, что Чиун имеет намерение поговорить с ним о возвращении в КЮРЕ, но готов был смириться с этим ради того, чтобы снова побыть с ним вместе. Он даже представить себе не мог, как ему будет недоставать старого ворчуна.

– Я полагаю, ты хочешь поговорить со мной о возвращении на работу к Смитти? – спросил он.

Чиун стоял возле окна и смотрел на нависшее над Сент Луисом ночное небо. Из за его спины Римо были видны арки моста над Миссисипи.

Чиун махнул рукой.

– Делай, что хочешь.

– Тогда зачем же ты здесь? – спросил Римо. И снова на какой то миг ощутил страх при мысли, что Чиун явился сюда по приказу Смита, чтобы его ликвидировать. Но это было глупо. Стал бы Чиун нянчиться и лечить его, чтобы затем убить? Глупо? Может быть. Тем не менее Римо считал, что Чиун на такое способен, допустим, следуя какой то древней традиции Синанджу, такой же древней, как Великая китайская стена.