Они либо кружились на коньках, либо запускали небесные фонарики на счастье.
А ведь сегодня третий день нового года — день исполнения желаний. У оборотней такая традиция отсутствовала, но раз живёшь среди людей, пора перенимать их привычки.
Порывшись, Шардаш вытащил из кармана огрызок карандаша и клочок бумаги, написал на нём желание и поджёг.
— Спасите! — донёсся откуда-то слабый крик. — Кто-нибудь!
Если бы не слух оборотня, профессор бы не услышал.
Шардаш навострил уши, пытаясь определить, где кричали. Он точно знал, что ему не показалось, хотя никто из веселившихся на льду и в городе ничего не заметил.
Крик не повторился, и профессору пришлось напрячь память.
Нет, определённо, не сзади, а сбоку. То есть либо с того конца порта, либо с одного из утлых судёнышек, брошенных хозяевами на произвол стихии. Лёд легко мог сломать доски, на плаву по весне останутся единицы, большинство затонет. Поэтому так поступали с теми судами, которые дешевле потерять, чем вытащить на берег.
— Спасите! — до Шардаша долетел тихий шелест, отдалённо напоминавший слова.
Зато теперь профессор знал, куда идти.
Судно замерло на вечном приколе у самого мола, но так, чтобы к нему нельзя было попасть по суше. Конькобежцы туда не добирались, кружились ближе к берегу. Нос Шардаша различал запах смолы, гнилых досок, пеньки, мха и живого тела, бившегося в недрах трюма. Кажется, человек, но нужно взобраться на борт, чтобы понять точно: слишком много посторонних примесей.
Профессор смело спустился по камням мола на лёд, не боясь оступиться: оборотни обладали природной ловкостью и, в случае неудачного прыжка, всегда могли сгруппироваться. Но обошлось.
Отряхнувшись от снега, Шардаш зашагал к судёнышку, однако не спешил бросаться на помощь неизвестной: он уже понял, что на борту томилась женщина. Это могло оказаться ловушкой, поэтому надлежало проверить, кто ещё бродил поблизости.
Встав с подветренной стороны, профессор повёл носом, затем обошёл вокруг судна и проверил ещё раз. На первый взгляд, не западня, но внутри могла сидеть магиня или перерождённый дух, поэтому Шардаш задействовал волшебную палочку.
Никакого колдовского плетения, никаких изменений в воздухе или остатков аур.
Удостоверившись в безопасности предприятия, профессор вскарабкался по якорной цепи на борт. Теперь он явственно слышал чужое прерывистое дыхание и всхлипы.
Несчастную заперли в трюме. Замок проржавел, ключа не оказалось.
Судя по запахам, женщина просидела внутри не один день.
Вздохнув, Шардаш легко избавился от замка и дёрнул за скобу. Заскрипели несмазанные петли. Люк поддавался, пришлось рвануть сильнее, так, что скобы не выдержали. Ругнувшись, профессор отбросил прогнившую конструкцию и заглянул внутрь.
В нос ударил богатый букет запахов. Один Шардашу не понравился: затхлая вода. Значит, судно дало течь.
Глаза вычленили сгорбившуюся у ящика женщину. Её ноги по щиколотку вмёрзли в залившую трюм воду, дело могло закончиться ампутацией.
Женщину приковали цепью к переборке и бросили умирать. Тощая, костлявая, грязная, в разодранном платье, она напоминала призрака. По ауре — человек без всяких примесей.
А ещё её били: в трюме явственно чувствовался запах крови.
— Кто вы? — окликнул узницу Шардаш.
Он всё ещё не выпускал из рук волшебной палочки.
Женщина вздрогнула, обернулась и в мольбе протянула руки к профессору:
— Спасите!
Голос, слабый, усталый, сорванный бесконечным криком. Большая удача, что Шардаш услышал его, уловил в мгновение тишины между весёлым смехом горожан.
— Кто вы? — повторил вопрос профессор. — И как здесь оказались?
— Я не помню, — вздохнула женщина. |