В Империи Шардаш почти сразу сменил облик, благо действие противооборотного зелья подходило к концу, и зверь вновь поднял голову. Профессор собирался выпить новую склянку перед возвращением в Бонбридж, а пока синяя мутная жидкость плескалась в недрах заплечного мешка.

Безусловно, расслабляться не следовало, но пока Темнейшему было не до него, да и магистр постарался: только ленивый не знал, что Правительница гневалась на Шардаша.

Запрокинув голову, профессор издал громкий утробный рык.

Перепуганные звери поняли, кто забрёл на их территорию, и поспешили уйти. Как выяснилось, не все, но одного оскала хватило, чтобы бросившие вызов чужаку волки тоже поспешили скрыться.

Отряхнувшись, Шардаш осмотрелся и периферийным зрением различил ещё одного оборотня, замершего у осколка гранитной скалы. Его ощетинившаяся серебристая спина блестела на солнце. Профессор мысленно усмехнулся: Ивар пришёл разбираться с захватчиком территории. Услышал рык, перекинулся и вышел сразиться. Только дал себя обнаружить раньше, чем напал. Запах, увы, по морозу далеко разносится. Шардаш уловил его ещё десять минут назад, но не беспокоился: свои.

Профессор по дуге обошёл мужа Ноэсы, закрепившего за собой Ойгюст и прилегавшие к нему земли, и взмахнул хвостом, подняв снежную пыль. Ивар попятился и оскалил зубы. Шардаш ответил грозным воем. Зять припал к земле и виновато заскулил.

— Кузница нюх отбила? — с издёвкой поинтересовался профессор.

— Ты давно у нас не был, — оправдывался Ивар. — Хоть бы предупредил…

— Считай, что проверил, как с сестрой обращаешься. И, прости, конечно, но даже если б был чужаком, завалил бы тебя. Не с той стороны подошёл, подставился.

Зять не стал спорить. Почти всю жизнь он провёл в человеческом обличии и растерял многие повадки оборотня. Жизнь в Империи расслабляла, позволяла не воевать за место под солнцем. Однако Ивар не сомневался, что ни в чём не уступит Шардашу, если придётся драться всерьёз: кузнец как-никак, ремесло обязывало.

Обозначив права на местность и вдоволь навалявшись в снегу, профессор перекинулся в человека, привёл в себя в порядок и зашагал вслед за Иваром. Тот торопился, захватил только штаны, поэтому рисковал превратиться в синего цыплёнка. Шардаш, издеваясь, посмеивался, что чужие оборотни запросто захватят Ойгюст, когда зять сляжет с воспалением лёгких.

— Ну, забыл одежду, ничего страшного, — пожал плечами кузнец.

Морозец действительно пробирал до костей, но Ивар терпел, не желая перекидываться в оборотня. Он не собирался демонстрировать слабость перед Тревеусом Шардашем. Хватит того, что брат жены оставил повсюду свой запах, и Ивару придётся повозиться, чтобы вывести его.

Ноэса стояла на пороге дома на окраине Ойгюста с половником в руках, готовая в случае необходимости огреть им чужака. Ноздри раздуты, глаза сузились, зрачок — узкий, звериный.

Втянув в себя воздух, Ноэса заулыбалась, сунула половник дочери и поспешила навстречу родным. Радостно повизгивая, она повисла на шее брата и не успокоилась, пока не вылизала ему всё лицо.

Ивар тактично стоял в сторонке, не мешая встрече родственников. Он сам точно так же облобызал бы своих после десятилетней разлуки.

Наконец Ноэса успокоилась и уткнулась носом в ухо Шардашу. В отличие от Мериам, ей не приходилось вставать на цыпочки, чтобы поцеловать его. Тоже синеглазая, смуглая, Ноэса пленяла ямочками на щеках, но за внешней беззащитностью таилась опасность. Прежде она частенько охотилась с младшим братом и не боялась любого зверя. Именно её профессор взял с собой, когда потребовалось отомстить соседнему клану.

— Вот, — пожаловалась мужу Ноэса, — потребовалась чужая смерть, чтобы Тревеус вспомнил о сестрице. А я так волновалась, когда какая-то человеческая девушка написала, что его…

Она не договорила и снова прижалась к брату.