Это после сотен, пережитых вместе оргазмов, мы как будто впервые тут, в роще, встретились. Как будто сейчас я должен бы найти предлог и хотя бы спросить у этой красивой женщины, который час.

А потом — как её зовут?

Когда мы вернулись в город в квартиру Дилары, мы опять стали взрослыми. На ходу срывая с себя одежды, мы набросились друг на друга как два голодных зверя. Самец и самка. Это была у нас самая неистовая, самая безумная, ночь.

Упав на меня после очередного, длившегося почти вечность, оргазма, Дилара прошептала мне на ухо:

— Ты жестокий… Сказал мне по телефону такое… и повесил трубку… И я со всем этим, таким огромным, осталась в квартире одна.

Ведь это мне одной, без тебя, совсем не нужно. А тебя не было…

Я уже заходил к Диларе, как к себе домой. Конечно — почти родня. Мог постучаться рано утром или глубокой ночью — она была рада мне всегда.

Ну и вот, значит, как–то утречком поднимаюсь я к ней на седьмой этаж, нажимаю на кнопку звонка, а мне не открывают. Я же знаю, что Дилара дома. Звоню ещё — никакого результата. Прислушался — а за дверью разговор идёт какой–то. На повышенных тонах. Ругается кто–то. Один голос я определил без труда — это была Дилара. Другой — мужской, незнакомый. Прислушался повнимательней — мужчина говорил с кавказским акцентом. Томази? Какого чёрта этому старому козлу здесь надо?! Я опять нажал на звонок и трезвонил до тех пор, пока мне не открыли. Открыл сам Томази. Бугай, весом под сто килограммов. Небольшая лысина указывала на избыток тестостерона.

Увидев меня, бугай как будто даже обрадовался:

— А вот и ми, — сказал. — Это он? Твой лубимый мальчик?

— Отойди от него, не трогай его! — закричала Дилара. Она была в своём пеньюаре–облаке.

— Ха–ха! — сказал Томази. — Не тырогать? Как раз его я сейчас и буду тырогать!

И он схватил меня за грудки и втащил в прихожую. Потом своим полированным лбом сильно ударил меня в голову. Затылком я стукнулся о стену и потерял сознание.

Очнулся привязанным к батарее у окна. Колготками Дилары.

Томази и Дилара ругались. Дилара сидела на диване, посреди неубранной постели. Лицо у неё было в слезах, по щекам стекала вчерашняя косметика.

— Это здэс, на этом диване, ты с ним кувыркалась и днём и ночью? — кричал Томази. Так ты что, его действительно лубишь? Лубишь? Лубишь, да?

Томази дал Диларе пощёчину:

— Нет, ты лубишь мина. И ми с тобой это ему сейчас покажем! Ми сейчас ему это покажем!

Томази оторвал ладони, которыми Дилара прикрывала своё лицо. Пинком опрокинул её на кровать. Дилара попыталась запахнуть раскрывшийся пеньюар, но он опять её ударил: — Чего стысняешьса, пуст смотрит, какая ты у него красивая!

У меня сильно болела голова. Я опять потерял сознание.

Когда я снова открыл глаза, Томази энергично насиловал Дилару. Он не снимал брюк. Его туша, дёргающаяся на распластанном теле молодой женщины, была похожа на разогнавшийся паровоз.

Потом он с неё слез. Сказал:

— Ну, красавица, тепер становис на четверенки. Вот тут, напыротыв сваего дуруга.

Дилара не шевелилась.

Тогда тяжёлой своей рукой Томази стал наносить мне пощёчины, обращаясь к Диларе:

— Еслы ты, подруга, нэ будэш мина сулушатса, я его тут савсэм убыю.

Дилара встала с дивана. Томази ободрал с неё пеньюар, отбросил в сторону:

— Станавыс!

И Дилара стала, как он ей приказал. На колени. Потом ещё и на локти. Голая. Прямо напротив окна. Напротив меня. Томази пристроился к ней сзади так, чтобы мне всё было хорошо видно, и продолжил своё мстительное занятие.