Вечером молча встретились за обедом, утром – за завтраком, и в коляске теперь молчали.
Тетушка тоже злилась. Митино возвращение она встретила гневным: «Где ты снова шатался, негодный мальчишка? В бродяги решил податься, отца позоришь!» На что Митя холодно обронил, что участие в защите города навряд ли может считаться бродяжничеством. Тетушка в ответ разрыдалась, вдруг выдавив сквозь всхлипы, что они с Ниночкой Меркуловым в тягость. Отец с сыном недоуменно переглянулись, вспомнили, что в ссоре, отвернулись друг от друга и извинились перед тетушкой. Оба. После чего та разрыдалась еще пуще.
Обижалась кузина Ниночка – правда, сегодня она со своей обидой осталась дома: на бал ее не взяли по малолетству, но обвинила она Митю. Разбираться с детскими истериками у него не было сил – мало ему мертвецов, так еще и костюм! Из магазина готового платья! Потому что к портному он всяко не успевал. И теперь они с Ингваром страдали вдвоем: Ингвар – из-за слишком тугого воротничка, а Митя – потому что приличные люди готового платья не носят. Но что же поделаешь, если бал у Шабельских грянул как варяжский набег – вдруг и без предупреждения!
Губернатор говорил, конечно, что после эдакого потрясения не худо бы отвлечься, но никто не ожидал, что Шабельские откликнутся столь рьяно, открыв светский сезон раньше всех привычных сроков.
В кармане у Мити шуршали записочки. От одной пахло цветочными духами: «Я все еще держу свободной первую кадриль. Для Вас. Или для Алексея». Подпись благоразумно отсутствовала, но догадаться, от кого послание, было несложно. Лидия больше не «охотилась на медведя» и вернулась к привычной… дичи. Чувствовать себя этой самой дичью было неприятно… и в то же время лестно.
От второй записки слегка тянуло машинным маслом, в ней были извинения, даже раскаяние и… просьба о разговоре: «Если угодно, во время первой кадрили». Здесь подпись была: «Зинаида Шабельская», выведенная округлым решительным почерком.
Самым большим сюрпризом оказалась записка от Ады, лаконичная до почти полной неприличности. Ада тоже просила о разговоре: «Я не любительница светских развлечений, потому буду благодарна, если Вы уделите мне время первой кадрили, чтоб я могла как можно скорее удалиться в свою комнату».
Митя пошуршал записками в кармане и хмыкнул: Лидия? Зинаида? Ада? Лидия его больше не интересовала, Зинаида наверняка станет спрашивать, поможет ли Ингвар с ремонтом ее парокота, а Ада… Что нужно Аде, он не имел ни малейшего понятия, но не был уверен, что это достаточный повод принять именно ее приглашение.
– Тпррру! – шумно заорал ехавший за кучера Антипка и натянул вожжи столь резко, что тетушку чуть не снесло с сиденья.
Проторчать в карете им предстояло еще не менее получаса – столько экипажей собралось у парадного подъезда особняка Шабельских. Наконец дошел черед и до них, отец подал руку тетушке, Ингвар и Митя пристроились следом, и семейство Меркуловых чинно проследовало вверх по парадной лестнице к поджидающей их чете Шабельских.
– Аркадий Валерьянович, дорогой сосед!
– Родион Игнатьевич! Полина Марковна, вы все хорошеете! Разрешите представить вам мою сестру. Людмила Валерьяновна Фомина, вдова титулярного советника…
– Рады, душевно рады… Митя!
Сломав весь привычный строй приветствий, Полина Марковна прижала Митю к груди.
– Спасибо! Спасибо, мальчик мой! Вы так рисковали, чтоб спасти моих дочерей!
– К-каких… дочерей? – прохрипел полузадушенный Митя.
– Аду, Капочку, Липочку и Алевтину! – принялась деловито перечислять Полина Марковна. – Они с фройляйн Антонией и мисс Джексон как раз были в гимназии, когда… – Она судорожно всхлипнула. – Когда случился этот ужас!
«С учетом того, что Зинаиду я спас еще раньше… неспасенной осталась одна лишь Лидия!» – мелькнуло в голове у Мити. |