Сенатор, однако, не сомневался, что Бонар Дейтц
не преминет прибыть, и смежил веки, решив слегка вздремнуть. Почти мгновенно – сказались возраст и плотный ленч – он погрузился в глубокий сон.
Глава 3
Достопочтенный Бонар Дейтц прикрыл за собой тяжелую дверь своего офиса – комнаты 407 С в безлюдном и безмолвном Центральном блоке парламентского
комплекса. Его легкие шаги отдавались резким эхом в длинном коридоре, их звук летал меж сводчатыми готическими арками и бился об облицованные
известняком стены. Он оставался, чтобы написать несколько личных писем, и задержался за этим занятием дольше, чем предполагал. Теперь еще
придется заехать в Ридо клуб, где его ждет сенатор Деверо, а это значит, что домой он вернется с большим опозданием. “Но лучше все же, – решил
Дейтц, – повидаться со стариком и узнать, что ему понадобилось”.
Не дожидаясь лифта, он начал спускаться по широкой мраморной лестнице, ведущей в коридор первого этажа. Пройти надо было всего два пролета, и он
быстро сбегал по ступенькам; его длинная костлявая фигура резко и судорожно дергалась, и поэтому он напоминал заводного игрушечного солдатика.
Тонкая изнеженная ладонь легко касалась бронзовых перил.
Тот, кто не был знаком с Дейтцем, поначалу мог принять его за ученого – каковым он, впрочем, и был, – но уж никак не за политического лидера.
Лидеры традиционно источают силу и власть, а во внешнем облике Дейтца не было и признака того или другого. Не обладало его длинное треугольное
лицо – однажды далеко не симпатизирующий Дейтцу карикатурист изобразил его с миндалевидной головой на фасолевом стебле – и ни малейшей
физической привлекательностью, которая некоторым политическим деятелям помогает набирать голоса независимо от того, что они говорят или делают.
И все же в стране у него было на удивление много сторонников – среди искушенных знатоков, кто способен куда глубже и тоньше разбираться в
человеческих качествах, нежели те, кто поддерживал его главного политического оппонента Джеймса Макколлама Хаудена. И тем не менее на последних
выборах Хауден и его партия нанесли Дейтцу весьма ощутимое поражение.
Войдя в зал Конфедерации – сводчатый наружный вестибюль с его взмывающими ввысь колоннами из темного полированного сиенита , – Дейтц услышал
разговор одетого в форму привратника с молодым – почти подростком – человеком в бежевых брюках и куртке.
– Извиняюсь, – убеждал юношу привратник, – не я выдумываю правила, сынок.
– Да я понимаю, но неужели вы не могли бы сделать исключение. – Паренек говорил с американским акцентом; если уж не самой глубинки Юга, то где
то очень близко. – У меня всего то два дня. Родители уже собираются возвращаться в Штаты…
Бонар Дейтц невольно приостановился. Это, конечно, не его дело, но что то такое в мальчугане… Он спросил:
– В чем, собственно, проблема?
– Молодой человек хотел бы осмотреть здание, мистер Дейтц, – объяснил привратник. – Я уже сказал ему, что это невозможно, поскольку сегодня
праздник и…
– Я из университета Чаттануги, сэр, – представился паренек. – Изучаю конституционную историю. Мне подумалось, что, пока я здесь…
Дейтц взглянул на часы.
– Ну, если мы поторопимся, я покажу вам. Пойдемте со мной.
Кивнув привратнику, он повернулся к лестнице, по которой только что спустился.
– Вот это здорово! – долговязый второкурсник шел рядом с ним легким размашистым шагом. – Просто потрясающе!
– Если вы изучаете конституционную историю, – обратился к нему Дейтц, – то, значит, понимаете различия между канадской системой правления и
вашей. |