|
– Великолепно! – просиял сенатор Деверо. – А вот теперь мы подошли к пункту четвертому. Очень вероятно, что наш бесталанный министр по делам иммиграции проявит в случае с этим несчастным юношей Анри Дювалем то же самое пагубное неумение, что и в остальных. Во всяком случае, будем надеяться. Бонар Дейтц ухмыльнулся. – Поэтому, – сенатор вещал все еще таинственно приглушенным голосом, – поэтому, говорю я вам, давайте мы – оппозиционная партия – выступим в поддержку этого молодого человека. Давайте обратим его дело в общественную проблему и нанесем удар неуступчивому правительству Хаудена. Давайте… – Я вас понял, – прервал его Бонар Дейтц. – А заодно и наберем немного голосов. Что ж, неплохая идея. Лидер оппозиции задумчиво разглядывал через стекла очков сенатора Деверо. “Слов нет, – мелькнула у него мысль, – сенатор сильно сдает во многих отношениях, но, если не обращать внимания на его надоедливый микоберизм , сенатор все еще обладает по прежнему замечательной политической прозорливостью и хитроумием”. Вслух же Дейтц произнес: – Меня все же больше заботит утреннее сообщение об этой встрече Хаудена с президентом в Вашингтоне. Говорят, что ее целью будут торговые переговоры, но я то чувствую, что здесь нечто куда более серьезное. Я подумываю потребовать исчерпывающих разъяснений по поводу того, что они намерены обсуждать. – Настоятельнейше вас прошу не делать этого, – сенатор Деверо отчаянно затряс головой. – Симпатий общественности нам такой шаг не добавит, а в глазах определенных кругов вы можете показаться просто вечно всем недовольным склочником. Ну, что вам жалко, что Хауден время от времени немного проветрится в увеселительной поездке на казенный счет? Это одна из прерогатив власти. Когда нибудь сами будете так поступать. – Если и взаправду для торговых переговоров, – медленно проговорил Бонар Дейтц, – то почему именно в это время? Никаких неотложных проблем не существует; нет ничего нового, что вызывало бы споры и разногласия. – Совершенно верно! – в голосе сенатора зазвучали триумфальные нотки. – Более подходящего времени – когда в его собственном логове все спокойно – Хаудену и не найти, чтобы заработать пару другую газетных заголовков крупным шрифтом да попасть на фото в такой почетной компании. Нет, мальчик мой, атака в этом направлении вам ничего не даст. Кроме того, если они собираются обсуждать торговлю, то кого это волнует, помимо нескольких импортеров экспортеров? – Меня это волнует, – возразил Бонар Дейтц. – Всех это должно волновать. – Ах ах! Между тем, что люди должны делать, и тем, что делают на самом деле, большая разница. Нам приходится думать об обычных, средних избирателях, а средние избиратели не разбираются в международной торговле и, более того, не имеют никакого к этому желания. Их волнует то, что поддается их пониманию, – человеческие проблемы, которые будоражат их чувства, чтобы они могли всплакнуть или посмеяться. Что нибудь вроде вот этого одинокого юноши Анри Дюваля, который так нуждается в друге. Вы ведь станете ему другом, мальчик мой? – А что, – задумчиво проговорил Бонар Дейтц, – может быть, в этом что то есть. Он помолчал, размышляя. Старик Деверо прав в одном: оппозиции необходим хороший, доходчивый для массового сознания повод, чтобы дать крепкого тумака правительству, поскольку в последнее время такие возможности выпадали слишком редко. Существовала и еще одна причина. Бонар Дейтц остро осознавал, что и среди сторонников с недавнего времени начала усиливаться критика в его адрес. |
