– Хотел бы информировать парламент, скажем, недели через три.
– Вот тогда все и начнется, – усмехнулся Ричардсон.
– Думаю, вы правы. – На губах Хаудена мелькнула ответная улыбка. – К тому же это даст народу время привыкнуть до выборов к идее союзного акта.
– Если удастся заполучить королеву, это нам здорово поможет, – сказал Ричардсон. – Она побывала бы у нас в промежутке между обнародованием
предложений и выборами.
– Мне тоже так подумалось, – согласился Хауден. – Она будет символом всего того, что мы сохраним за собой, и убедит людей по обе стороны
границы, что мы не собираемся расставаться с нашей национальной самобытностью и самостоятельностью.
– Надеюсь, до выборов никакого соглашения подписано не будет?
– Нет. Им придется понять, что фактически все будет решаться на выборах. Но все переговоры мы завершим заблаговременно, с тем чтобы потом не
терять времени. Время – наиважнейший для нас фактор.
– Как всегда, – согласился Ричардсон. Наступила пауза, потом он задумчиво продолжил:
– Значит, три недели до того, как все это выйдет наружу, потом четырнадцать недель до выборов. Немного, но, может быть, в этом есть и свои
преимущества. Завершить все дело до тех пор, пока раскол не обрел широкие масштабы. – В его голосе зазвучали деловитые интонации. – Вот что я
думаю.
Хауден вернулся от окна в свое кресло. Откинувшись на спинку, он сложил кончики пальцев и приготовился слушать.
– Все – я особо подчеркиваю, абсолютно все – зависит только от одного – доверия. – продолжил Ричардсон. – От полного доверия к одному
единственному человеку – к вам. По всей стране и на всех уровнях. Не будет такого доверия – мы проиграли. Если же мы его завоюем – можем
победить. – Он умолк, тщательно обдумывая слова, и после недолгой паузы продолжил:
– Союзный акт.., кстати, по моему, название надо менять.., в союзе такого рода, что вы предлагаете, нет ничего ужасного. В конце концов мы шли к
этому на протяжении полувека, и в какой то степени было бы неразумно от него отказываться. Но оппозиция приложит все силы, чтобы представить
такой союз оскорбительным, и, думается, едва ли их можно за это осуждать. Впервые за долгие годы они заимеют настоящую проблему, за которую,
конечно, уцепятся зубами и когтями, и Дейтц со своей компанией не преминут выжать из нее все, что смогут. Будут бросаться такими словами, как
“предательство” и “продались”, а уж вас точно назовут Иудой.
– Меня и раньше обзывали по всякому, а я тем не менее все еще здесь, не так ли?
– Весь фокус в том, чтобы остаться, – без улыбки ответил Ричардсон. – Нам совершенно необходимо так однозначно укрепить ваш образ в общественном
мнении, чтобы народ испытывал к вам абсолютное доверие и был убежден, что все, что бы вы ни предлагали, ему во благо.
– Сейчас, считаете, нам до этого еще далеко?
– Самоуспокоение ни мне, ни вам пользы не принесет, – отрезал Ричардсон, и премьер министр покраснел, но промолчал. Брайан же продолжал как ни в
чем не бывало:
– Наш последний частный опрос общественного мнения свидетельствует, что по сравнению с тем же периодом прошлого года популярность правительства
– и ваша тоже – упала на четыре процента. Ваша позиция слабее всего на Западе. К счастью, сдвиги, как видите, не очень существенные, но все же
тенденция очевидна. Мы способны преодолеть эту тенденцию, но лишь при одном условии – если будем работать изо всех сил и, главное, быстро. |