Мы немедля пойдем к нему и захватим яичный пирог, которым мы потчевали умерших птиц.
— Господин, не надо этого делать, — попросил Яник, — иначе мне будет худо, ведь он подумает, что я предупредил тебя.
— Чтобы он ничего не заподозрил, мы сделаем вид, будто дали тебе кусок пирога и ты его съел; тебе же надо притвориться, что ты ощущаешь сильную резь в животе. Ты сумеешь нам подыграть?
— Думаю, да.
— Остальное — мое дело. Ты можешь сказать нам, где найти Хабулама?
— В его комнате рядом с гостиной, в которой вы сидели с ним. Вы сразу заметите дверь. Если его там нет, вы застанете его на кухне, потому что Анка сказала мне, он намерен прийти туда, когда вам будут готовить ужин.
— А где кухня?
— Слева от двери, ведущей во двор. Ты уже проходил мимо нее. Действуйте с умом и не подавайте ему вида, иначе он спрячется.
Он вышел, и мы тронулись в путь; естественно, я сидел в коляске. Халеф постарался укрыть яичный пирог краешком своего кафтана. Мы не стали пересекать двор, иначе бы нас заметили сразу, а направились к конюшне и потом прошли вдоль главного здания.
В поисках хозяина мы заглянули сперва в его комнату. Поскольку гостиная была устлана циновками, мы вошли бесшумно. Оско открыл дверь, что вела внутрь, и заглянул туда.
— Что тебе надо? — услышал я испуганный голос Хабулама.
В тот же миг Омар ввез меня в комнату на коляске. Увидев меня, Хабулам вытянул руки и, растопырив все десять пальцев, в ужасе закричал:
— Храни меня, Аллах! Заступись за меня, Аллах! Иди, иди отсюда! У тебя дурной глаз!
— Я навожу порчу лишь на врагов, но не на тебя, — ответил я.
— Нет, нет! Я не хочу, чтобы ты смотрел на меня!
— Не беспокойся! Пока ты радушен со мной, мой глаз не причинит тебе никакого вреда.
— Не верю я в это! Прочь, прочь!
Он трусливо отвернулся, чтобы не видеть меня, и протянул руки в сторону двери.
— Мурад Хабулам, — сказал я строгим голосом, — что ты себе вообразил? Кто так обращается с гостем? Говорю же, мой глаз не повредит тебе, ну а я уйду отсюда не раньше, чем обсужу с тобой причину моего возвращения. Повернись ко мне и спокойно смотри мне в лицо.
— Ты клянешься Аллахом, что твой глаз, сколько бы ты ни смотрел на меня, не причинит мне вреда?
— Уверяю тебя.
— Ладно, я готов рискнуть. Но я скажу тебе, если ты причинишь мне несчастье, тебя поразит страшное проклятие.
— Оно меня не поразит, потому что я гляжу на тебя дружески и, значит, никак не навлеку на тебя вред.
Тогда он повернулся ко мне. Однако в чертах его лица отражалось столько страха, что я развеселился в душе.
— Что тебе надо от меня? — спросил он.
— Мне хотелось попросить тебя о маленьком одолжении, но сперва одна дружеская просьба к тебе. По обычаю хозяин преломляет хлеб со своими гостями. Ты не сделал этого, ибо подагра помешала тебе прийти к…
Я осекся и сделал вид, будто только сейчас внимательно посмотрел на его ноги. На самом деле я с первой же минуты заметил, что его ноги ни чем уже не были перевязаны.
Он стоял передо мной, выпрямившись. Широкие шаровары складками свисали вокруг колен, а его движения в тот момент, когда его охватил испуг, были так быстры и энергичны, что ни о какой мучительной болезни не могло быть и речи. Поэтому, выдержав паузу изумления, я продолжал:
— Что я вижу! Аллах совершил чудо? Болезнь ведь покинула тебя!
Он был так растерян, что сумел пролепетать в ответ лишь несколько непонятных мне слов.
— И ты боишься моего глаза? — продолжил я. |