Сделал бы он это, знай, что пирог отравлен?
— Как? Он съел пирог, он?
— Спроси его сам. Ты не видишь, что здесь не хватает целого куска?
Этот кусок мы заранее вырезали и спрятали.
— О Аллах! Он, должно быть, умер!
— Увы!
— И ты в этом виновен, ведь ты его угостил!
— Нет, это ты виновен! Почему ты прислал нам этот пирог смерти? Меня нельзя обмануть. Я пока не хочу тебя наказывать, я дам тебе время покаяться. Но остерегайся замышлять против меня еще что-нибудь злое. В общем-то мне надо было тотчас покинуть твой дом, чтобы несчастье перешло на тебя и погубило тебя. Однако из милосердия я решил остаться здесь до утра, чтобы побудить тебя к исправлению. Сейчас мы оставим тебя одного. Подумай же о том, как безрассудно ты поступил и какие опрометчивые поступки ты замышляешь!
Он не промолвил ни слова, и мы удалились. Я остерегся говорить яснее. Ему не следовало знать, что мы о нем думаем. Когда мы вышли во двор, сверкнула молния и раздался удар грома. Разразилась гроза, и мы поспешили в башню, где нас поджидал Яник.
Из-за позднего времени и непогоды сильно стемнело. Халеф хотел зажечь лампу, но я не разрешил. Дверь была лишь слегка прикрыта, и со своего места я сквозь щелку мог следить за всем, что происходит в саду, а еще наблюдать за стожками.
Конечно, я вряд ли мог что-то разглядеть, ведь я полагал, что наши враги будут действовать с большой осторожностью, однако мне очень помог случай. На какое-то мгновение тьму осветила мерцающая вспышка, и этой секунды хватило, чтобы увидеть людей возле стожка. Двое из них, пригнувшись, пытались открыть вход в тайник, вытаскивая оттуда пучки соломы.
Кто были эти люди? Наверняка те, кого мы поджидали, ведь в такую дождливую погоду, когда все жители дома попрятались в комнаты, им легко было незамеченными проникнуть в укрытие. Я решил подслушать, что они замышляют.
Сперва я попросил Яника встать возле двери, чтобы посмотреть, когда наступит удобный момент. Беспрерывно вспыхивавшие молнии хорошо освещали улицу. Когда он сообщил мне, что никого не видит и вход в тайник снова закрыт соломой, я попросил его и Оско перенести меня к стогу. Как только они удалились, я стал протискиваться среди пучков соломы, сложенных друг на друга. Сделать это было трудно, потому что солома плотно слежалась, а я избегал любого шума.
Меня очень выручили громко барабанившие струи дождя, а также завывание ветра и почти непрерывные раскаты грома. Вытянув голову вперед, я постепенно продвигался среди кип соломы. Толщина стенки стога превышала мой рост, и я мог скрыться в нем с ногами, оставаясь не виден изнутри.
Пучки лежали колосьями внутрь. Я медленно и тихо продвигался вперед, пока не уткнулся в сами колосья. Выглядывая сквозь них, я мог осмотреть всю потайную комнату, устроенную внутри стога. Непогода была очень кстати. При моих движениях солома неизбежно шуршала, а зерна просыпались из колосьев, что могло бы выдать меня. Как бы я тогда защитился, ведь я не мог даже свободно двигаться! В меня угодила бы любая пуля, ведь мне не удалось бы уклониться от нее. Единственным моим спасением было бы броситься вперед на врага. Поэтому еще возле стога я взял в руки оба своих револьвера, иначе, стиснутый пучками соломы, я не сумел бы сунуть руки за пояс или в карман. Все прочее, даже нож и содержимое моих карманов, я оставил в башне, потому что, потеряв какую-то вещь, вряд ли сумел бы ее найти.
Наружная окружность стога составляла в диаметре четырнадцать аршинов. Стены были толщиной примерно в четыре метра; значит, диаметр потайной комнаты равнялся, пожалуй, шести метрам, так что там могла рассесться целая дюжина людей. Яник думал, что комната меньше. Посреди стога была вбита в землю крепкая, высокая свая; она поддерживала толстую соломенную крышу. Вокруг сваи были разложены пучки соломы, служившие сиденьями; к свае был подвешен фонарь, освещавший помещение, иначе бы здесь стало совершенно темно. |