Директор Смит раздраженно постучал по столу своим карандашом.

– Рэйвен, нам нужно подыскать тебе полезное занятие. Какой‑нибудь клуб, в который ты могла бы вступить, что‑нибудь, что поможет тебе завести друзей.

– В шахматном клубе есть вакансии? Или как насчет математического клуба? – саркастически осведомилась я.

– Есть и другие сферы деятельности.

– Ага, так, может, мне вступить в танцевальную группу поддержки нашей команды? Ради такого дела я согласна надеть плиссированную юбчонку, но, конечно, черную.

– А что, ты вполне могла бы попробовать. Ручаюсь, у тебя здорово получилось бы.

– Очевидно, достойные ученики вроде Тревора действительно уважают девиц из группы поддержки.

– Рэйвен, учеба в старших классах трудна для большинства ребят. Тут уж ничего не поделаешь, возраст сложный, программа напряженная и все такое. Даже те, которые вроде бы вполне успешны, на самом деле, втайне, тоже сталкиваются с проблемами. Но у тебя есть все задатки. У тебя уйма воображения. Ты сообразительна, способна сама докапываться до сути дела. Только не порть больше шкафчики, пытаясь найти ответы на свои вопросы.

– Конечно, – заверила я его, воспользовавшись паузой как предлогом, чтобы смыться. – До скорой встречи.

– Не слишком скорой, ладно, Рэйвен?

– Постараюсь не слишком вас напрягать, – сказала я и закрыла за собой дверь.

На следующий день я заметила на своем шкафчике что‑то новенькое, совсем не мое. Это была надпись, сделанная черной краской: «Рэйвен – сущий кошмар».

Я улыбнулась. Очень умно, Тревор. Очень умно. Внутри у меня потеплело. В первый раз он сделал мне комплимент.

7

Радостный Хэллоуин

Канун Дня всех святых – мой любимый день в году, единственный праздник, в который я вписываюсь. Только в этот день все меня принимают, а я принимаю похвалы и даже получаю награды от тех великодушных соседей, которые не считают, что я слишком взрослая, чтобы отмечать этот праздник, или, что вероятнее, слишком опасаются моих проделок.

Но в этом году я решила, что действительно хочу надеть маскарадный костюм, с каковой целью наведалась в те магазины, куда обычно носа не совала, и позаимствовала кое‑что у мамы. Волосы я собрала в конский хвост, нарядилась во все мягкое и пушистое, включая белый кашемировый свитер с розовой теннисной юбкой, придала физиономии здоровый цвет с помощью маминой основы для макияжа и ее же румян, накрасила губы помадой нежно‑сливового цвета и даже прихватила с собой отцовскую теннисную ракетку. С ней в руках я обошла вокруг нашего дома, произнося, как речовку, что‑то вроде: «Мамочка, дорогая, я вернусь домой после урока тенниса!»

Недотык, торчавший на кухне, поначалу меня не узнал, а когда сообразил, что это не соседка заглянула за сахаром, у него отвисла челюсть.

– Сроду не видел, чтобы ты выглядела так… хорошо, – сказал он, одетый в баскетбольную форму.

Вот, как раз то, что мне и было нужно.

Когда предки увидели меня, им приспичило сделать снимок, словно я собралась на выпускной вечер. Я разрешила, но только один, рассудив, что эту невиданную фотографию гордый папочка повесит у себя в офисе.

* * *

В тот же день, попозже, когда мы с Беки заявились на ланч в кафетерий, оказалось, что все таращатся на меня, приняв за незнакомку. По правде, так меня просто никто не узнавал. Поначалу мне это казалось забавным, потом стало слегка раздражать. Если я в черном, на меня таращатся, если я в белом, тоже таращатся. Ни так им не ладно, ни эдак! Потом в кафетерий заявился Тревор, вырядившийся – прикиньте! – Дракулой. Волосы его были напомажены и зачесаны назад, на плечах накидка с капюшоном, губы кроваво‑красные, а во рту пластиковые вставные клыки.