|
Нет, так-то этот самый Карл был вполне женат, причем на самой настоящей принцессе, связанной кровными узами и с германской императорской фамилией и с британской и со шведской королевской. Но манера общения, то, как он фатовато выглядел и многое другое говорили пройдохе Гаманну, что его подозрения если и не совсем не верны и, может быть, этот аристократический выродок голубых кровей и не гомосексуалист, но вот веры к нему одноглазый вояка не питал совсем. Не мужское какое-то было у дворянина поведение, хоть и старался тот изо всей силы и даже морда у него была распахана шрамами, не хуже, чем у бывшего танкиста. Только шрамы бывают разные, у покалеченного под сраной Порохеровкой рожу изорвала почетная боевая сталь, а у этого графа и барона на харе были следы студенческой дуэли-мензуры, которая с точки зрения любого панцерманна была откровенной глупостью, но никак не показателем мужественности. Велика храбрость рубить друг другу щеки шпагами, защитив все остальное специальными доспехами из кожи и ваты. Никакого риска для жизни и для любого настоящего солдата – признак пижонства и фатовства, на такое только глупые девы клюют.
Вечером, сидя в пивной, Гаманн тихо расспрашивал Шаттерхенда – что думает тот, как знающий американский характер досконально. Приглушенно светили лампы над уютными столиками, было малолюдно, вкусно пахло пивом. Оно тут, в Праге, было почти таким же, как немецкое. Хозяин был из судетских немцев, в принципе доверять никому нельзя, но последний месяц в чешские трактиры Гаманн зарекся ходить – в одних чехи смотрели волчьими взглядами, в других – наоборот лебезили, но у чуткого битого жизнью ветерана возникло твердое ощущение – уж точно ему в кружку плюют. Может и мочатся, пес их поймет, славянских ублюдков. Пока у немца таких подозрений в этой пивнушке не возникало. Как свой по крови, хозяин еще и кормил по карточкам, весьма вкусно. И главное – поговорить тут было можно. Если не горлопанить. — Знаете, чифтен, этот аристократ может и договорится насчет себя – все же на принцессе женат. А нас убогих и сирых… Вряд ли. Нас несколько тысяч тут, это немного, даже учитывая, что мы очень хорошие солдаты. Американцы мастера загребать жар чужими руками. Им выгоднее умаслить русских, чтобы те продолжили своей шкурой спасать драгоценные американские жизни. Мои компатриоты отлично умеют искать выгоду. Вы ведь считаете, что Америка и Союз сцепятся? — задумчиво проговорил одноногий. — Да, дружище. Обязательно, — уверенно ответил одноглазый. — Я тоже считаю так. Но сначала моим компатриотам надо раздавить Японию. Сейчас она им чирей на заднице. И ее раздавят для Америки русские дикари, больше некому. Так что нас принесут в жертву Сталину. Понимаете, чифтен, американцам мы не нужны гордыми и несломленными. Нас, немцев, сначала растопчут и унизят так, чтобы даже мизерная поблажка казалась уже огромным счастьем. Гордость и достоинство – вот, что из нас будут выбивать. А так как мы твердолобые из СС – то, может быть, и не станут возиться. Потому лучше бы нам подумать самим. А вы, чифтен, мастер вывертываться из безнадежных ситуаций, — не льстя, а констатируя факт, сказал бывший наводчик, бывшему командиру роты. — Тогда нам надо решить, как спрыгнуть с этого тонущего корабля. И не утонуть, не попасть на зубы акулам и добраться до райского острова. Гиммлера объявили предателем, слыхал? — уточнил Гаманн. — Да, говорили между собой. К слову – подтверждает то, что американцам эсэс сейчас не нужны, — кивнул Шаттерхенд и отхлебнул пива. — Спешить нельзя – свои же расправятся. Опоздаем – раздавят русские танки. Значит нам надо быть готовыми и вовремя собрать вещички. — Чехи стали стрелять в спину, — напомнил наводчик. — Да. |
