– Пыль и обломки… Скажите, как много времени понадобится, чтобы вытолкнуть самый огромный из обломков?

– Это не реально, – откликнулся Торкильд, – Наибольший из обломков слишком велик, чтобы от него можно было избавиться, даже с помощью радиации. Вспомните о направлениях движения звёздной пыли вблизи обломка…

– Да, это говорит о многом, – кивнул Хаким.

– Сколько времени вам нужно, чтобы закончить работу? – спросил Мартин.

– День? – Хаким повернулся к своим коллегам.

– Мне нужно немного отдохнуть. Мой момераф работает уже не так чётко, как раньше, – пожаловалась Мин Муссон.

– Ну, хорошо, даю вам полтора дня.

– Прекрасно, – сказал Мартин.

Через три дня они должны были войти в первичное облако. До сего момента им необходимо было принять решение. Мартин не сомневался в том, какое решение примут дети. Но, кроме всего прочего, до вхождения в облако необходимо было произвести расщепление «Спутника Зари». После разделения «Черепахе» предстояло немедленно начать суперторможение, а затем рассеять производителей и манипуляторов внутри данной системы планет. «Заяц» должен был оставаться в стороне и, в случае неудачи «Черепахи», попытаться уже самому выполнить задание.

Подходил к концу второй цикл торможения. Мартин ощутил свободу движений, будто бы к нему присоединили высокозарядную батарею. Некоторые из детей почувствовали лёгкое недомогание, которое вскоре прошло.

Прежде Дженнифер Гиацинт не производила никакого впечатления на Мартина. Это была весьма энергичная и болтливая особа. Её трудно было назвать не только красивой, но даже и миловидной – треугольное лицо, узенькие, постоянно моргающие глазки, тонкие руки и несоразмерно большая грудь. Вдобавок к этому, с её лица не сходило выражение, будто её только что оскорбили. Но постепенно Дженнифер сыскала уважение Мартина своими точными наблюдениями о жизни на корабле, своей готовностью браться за любую работу, – даже за ту, которую другие находили неприятной или рутинной.

Как и Ариэль, Дженнифер чем больше работала с момами, тем меньше им доверяла. Но она реализовала своё недоверие своеобразной вариацией партизанской войны: она, используя интеллект, догадывалась о таких вещах, о которых момы никогда не рассказывали детям.

Мартин откликнулся на её просьбу встретиться с ней в первой половине дня, тем более, что в это время Тереза была занята – она тренировалась вместе с другими пилотами бомбардировщиков.

Взволнованная, Дженнифер поднялась в каюту Мартина. Она явно испытывала смущение.

– Ну, и зачем я тебе понадобился, – небрежно произнёс Мартин, надеясь, что это поможет Дженнифер расслабиться. Она сделала большие глаза и пожала плечами, будто бы ей действительно не было что ему сказать. Девушка казалось смущённой, как при первом свидании.

– Ну, Дженнифер… – Мартин начал выходить из себя.

– Я постоянно думаю, – выпалила она, защищаясь, будто бы он обвинял её том, что она расстроила его планы. – Я только и занимаюсь тем, что работаю с момерафом и размышляю. И я пришла к некоторому заключению, – правда, ещё не очень чёткому, но мне кажется, что ты заинтересуешься им… Надеюсь, что заинтересуешься.

– Я с удовольствием выслушаю тебя, – вежливо произнёс Мартин.

– Я ещё не все окончательно обдумала, но мне уже не так‑то просто отказаться от этих своих мыслей. Я думаю, тебе будет полезно ознакомиться с большинством из них…

– Я весь во внимании.

– Момы ничего нам не говорят…

– О, я вижу привычка обвинять момов становится всё более и более популярной, – пробормотал Мартин.