Фукармон непринужденно поклонился.
- Я позволил себе привести приятеля, - сказал он.
- Прекрасно, прекрасно, - проговорила Нана. - Садитесь... Ну-ка,
Кларисса, подвиньтесь немного, вы там очень широко расселись... Вот как,
стоит только захотеть...
Еще потеснились; Фукармону и Луизе досталось местечко на кончике стола;
но приятелю пришлось стоять на почтительном расстоянии от своего прибора;
он ел, протягивая руки через плечи соседей. Лакеи убирали глубокие тарелки
и подавали молодых кроликов с трюфелями. Борднав взбудоражил весь стол,
сказав, что у него мелькнула было мысль привести с собой Прюльера, Фонтана
и старика Боска. Нана надменно посмотрела на него и сухо возразила, что
она оказала бы им достойный прием. Если бы она хотела их видеть у себя, то
сумела бы пригласить их сама. Нет, нет, не надо актеров. Старик Боск вечно
под хмельком; Прюльер слишком высокого мнения о себе, а Фонтан со своим
раскатистым голосом и глупыми остротами совершенно невыносим в обществе. К
тому же актеры всегда оказываются не на месте, когда попадают в общество
светских людей.
- Да, да, это верно, - подтвердил Миньон.
Сидевшие вокруг стола мужчины во фраках и белых галстуках были
чрезвычайно изысканны; на их бледных лицах лежал отпечаток благородства,
еще более подчеркнутого усталостью. Пожилой господин с медлительными
движениями и тонкой улыбкой словно председательствовал на каком-нибудь
дипломатическом конгрессе. Вандевр держал себя так, будто находился в
гостиной графини Мюффа, и был учтив с сидевшими рядом с ним дамами. Еще
утром Нана говорила тетке: мужчинам не нужно желать большего, - все они
либо знатного происхождения, либо богачи; так или иначе люди шикарные. Что
же касается дам - они держались очень хорошо. Некоторые из них - Бланш,
Леа, Луиза - пришли в декольтированных платьях; только Гага, пожалуй,
слишком оголилась, тем более, что в ее годы лучше было бы не показывать
себя в таком виде. Когда все, наконец, разместились, смех и шутки стали
менее оживленными. Жорж вспомнил, что в Орлеане ему случилось
присутствовать в буржуазных домах на более веселых обедах.
Разговор не клеился, незнакомые, между собой мужчины приглядывались
друг к другу, женщины сидели очень чинно; вот это-то и удивляло Жоржа.
Юноша находил их слишком "мещански-добродетельными", он думал, что они
сразу начнут целоваться.
Когда подали следующее блюдо - рейнских карпов а ла Шамбор и жаркое
по-английски, - Бланш тихо проговорила:
- Я видела в воскресенье вашего Оливье, милая Люси... Как он вырос!..
- Еще бы, ведь ему восемнадцать лет, - ответила Люси, - не очень то
меня молодит Оливье... Вчера он уехал обратно к себе в школу.
Ее сын Оливье, о котором она отзывалась с гордостью, воспитывался в
морском училище. Заговорили о детях. Дамы умилились. Нана поделилась своей
радостью: ее крошка, маленький Луи, живет теперь у тетки, которая приводит
его ежедневно в одиннадцать часов утра; она берет ребенка к себе в
постель, и он играет там с пинчером Лулу. |