.
— До свидания, Владимир Александрович.
— Саша, подождите…
Но второй раз за вечер разговор оборвался на полуслове, — в трубке зазвучали короткие нервные гудки.
— Олег, здесь что-то не так.
Банда, повесив трубку, обернулся к Вострякову, и Олег поразился, увидев неприкрытую тревогу на его лице.
— Что не так? Что-то случилось?
— Кажется, да.
— Что тебе сказал Большаков?
— Ему только то, буквально передо мной, позвонили бандиты, и он слышал голос Алины.
— Как? Они же еще…
— О чем я и говорю. Мы ждем конвой здесь, а кто-то в это время звонит Большакову в Москву, и Алина у него в руках.
— Я ничего не понимаю.
— Вот это-то и самое страшное. Неужели мы с тобой ошиблись? Неужели это не наш конвой? Ведь это значит, что мы потеряли Алину. Ты понимаешь, Олег?
— Банда, что за паника? Мы пока ничего не знаем. Но это еще ничего не значит, — Востряков, заметив, как безвольно опустились плечи друга, как на лице его появилось выражение усталости и отрешенности, испугался за него. Он толком не знал, что надо говорить, но чувствовал, что если сейчас, буквально в эту самую Минуту, не встряхнуть Банду, не вывести его из состояния оцепенения и апатии, случится непоправимое — Банда сдаст. И вот тогда надежды на спасение девушки будут потеряны навсегда. — Банда, ты, как баба. Ты услышал звон и, не зная, откуда он, начал паниковать. Через двадцать минут конвой прибудет на склад. Мы знаем уже, где это. Мы разработали план, а ты — как последний козел. Сосцал, что ли?
— Я тебе сейчас дам в морду.
— Дай, если легче станет после этого. Как ты себя ведешь? Алина ждет твоей помощи, а ты раскудахтался, как непотребная курица! Возьми себя в руки, старлей!
Он подошел к Банде и, приобняв его за плечи, сильно встряхнул, будто возвращая его к реальности из глубокого обморока.
— Банда, ты слышишь меня?
— Да, Олежка. Извини. Это была слабость, случайная слабость. Спасибо. Все. Все прошло… Так у нас осталось двадцать минут?
— Да. Пошли?
— Пошли…
Третий звонок в кабинет Владимира Александровича раздался буквально через несколько секунд после того, как повесил трубку Банда. Это был звонок местный, московский, и в тишине квартиры он прозвучал особенно резко и требовательно.
— Владимир Александрович?
Голос в трубке был такой же резкий и требовательный, как и звонок, и Большаков почувствовал, как почему-то дрогнул его голос, предательски выдавая волнение.
— Да, я.
— Полковник Треухов, ФСБ.
— Очень приятно…
— По поручению Анатолия Ивановича — вы понимаете, о ком я говорю? — мы ведем ваше дело.
— Да, да, — Большаков понимал пока что одно:
Анатолий Иванович — это тот дальний приятель-кэгэбист, начальник одного из управлений безопасности, которому он рассказал о похищении дочери и попросил помочь ее разыскать.
— У нас к вам, Владимир Александрович, возникает слишком много вопросов. Не хотите ли вы приехать к нам, чтобы мы могли поговорить откровенно и получить от вас кое-какие объяснения.
— Конечно… Но когда? Прямо сейчас? — было уже далеко за полночь, и Большаков не представлял себе, как он доберется — такси, что ли, ловить?
— Да, сейчас. Машина будет через десять минут у вашего подъезда.
— Хорошо…
— И постарайтесь больше никому не рассказывать о нашем разговоре. |