— Я уеду, но ты будешь теперь всегда знать, где я и что со мной, — Банда как будто читал мысли Олега. — Я тебе и писать буду, и звонить. Я буду к тебе приезжать и сам с радостью приму в гости, как только у меня будет своя крыша.

— Я знаю.

— Вот видишь!

— Вернее, Банда, я надеюсь, что ты не исчезнешь, как в прошлый раз. Это ж кому скажи — за три года ни единой весточки не прислал!

— Извини, Олежка, еще раз. Виноват я. Но теперь все будет иначе. Ты — единственный близкий мне человек. Ты мне как брат родной. Которого у меня и не было никогда.

— Эх, Банда! — Востряков вдруг почувствовал, что на глаза наворачиваются непрошенные слезы, и поспешил отвернуться и закашляться, будто поперхнулся сигаретным дымом. Но это не укрылось от взгляда Бондаровича, и Сашка положил руку другу на плечо:

— Олег, так и будет!

Они снова замолчали, думая каждый об одном и том же — о предстоящем через несколько часов, а может быть, и минут отъезде, и первым молчание нарушил Востряков:

— Банда, может, тебе денег дать? Хотя бы на первое время. У меня есть, пару тысяч баксов запросто одолжу. Потом вернешь, — Олег специально акцентировал внимание на том, что деньги пойдут в долг, чтобы не ставить друга в неловкое положение, но Банда в ответ лишь покачал головой.

— Спасибо, но мне не надо У меня еще осталось тысяч пять долларов, наверное…

— Сколько?!

— Тысяч пять. Мне хватит. Я их у Ахмета в сейфе взял, когда из лагеря уезжал. Плюс свои — зарплата, так сказать… А еще машина есть. Так что первое время выдержу, не пропаду.

— Ты точно не пропадешь! — убежденно подтвердил Востряков, ни на секунду в этом не усомнившись.

— Ладно, оставим. Давай лучше вот о чем… — и Банда чуть заметно кивнул в сторону сарая.

Сарай во дворе Востряковых был поистине уникальным сооружением. Здесь, в этой части Украины, сараи строили с размахом и выдумкой. Под общей двускатной крышей умещалось с десяток разнообразнейших помещений. Огромные двустворчатые ворота открывали вход в центральную часть — ток с глинобитным, твердым, как бетон, полом. Сюда мог спокойненько заехать небольшой грузовик типа распространенного в деревнях пятьдесят третьего «газона». Когда-то именно здесь вручную цепями молотили пшеницу, рожь, овес. В дальнем углу тока стояла старинная, еще с польских времен, ручная сенорезка — агрегат, позволявший измельчать сено и солому в мелкую сечку, нарубая корм для скота двумя огромными, как косы, закрепленными на колесе ножами В боковых стенах тока было множество дверей — помещения под зерно и под дрова, под торфобрикеты и под комбикорм, закуток для теленка и несколько загородок для свиней, скромная мастерская с набором простейших, но самых необходимых в хозяйстве инструментов и наконец кладовка.

С улицы, кроме главных ворот, в сарай вело еще три входа: двери в коровник, в стойло для лошадей, теперь пустовавшее, и вход к свиньям «с тылу», незаменимый при очистке загородок для хрюшек.

Все сооружение венчал огромный чердак, на который вела лестница прямо с тока и в котором умещалось по меньшей мере тонн пять — семь сена.

— Это еще дед строил! — с гордостью похвалился Востряков в первый же день, когда они с Бандой осматривали подворье. — У нас такие сараи называют «клуня».