|
Сью робко улыбнулась и поздоровалась с Дженнингсом за руку, стараясь скрыть удивление. Макс оказался совсем не таким, как она ожидала. Она представляла его себе крупным, грубоватым мужчиной в неряшливом, разношенном твиде, возможно с трубкой в зубах. На Максе Дженнингсе действительно были твидовые брюки, но плотные, хорошо скроенные, цвета побывавшего в воде дерева, а курил он тонкие и длинные коричневые сигары. Его рубашка из грубого льна имела тот бледный оттенок зеленого, который изысканно называют eau de Nil . Возраст не поддавался точному определению: зачесанные со лба густые волны волос были совершенно седыми, но на чистом, слегка загорелом лице не проступали морщины. И еще Сью никогда не видела таких глаз. Сияющая лазурь. Синева марокканского неба. Синий цвет Матисса. Гость был худощав и невысок.
Брайан сел поближе к столу с едой, закинул одну ногу в мешковатой брючине на другую и презрительно огляделся. Что за убогая компания! Разоделись в пух и прах, как для приезда королевской особы. Эми вся в оборочках, Рекс напялил пыльный похоронный костюм в мелкую полоску, Гонория откопала более менее приличную юбку из дорогой шерсти, но к ней надела пестрый кардиган. Лора превзошла себя, явившись в узком черном платье и китайском парчовом жакете. Что до Сью, тут уж…
Радужной расцветки длинный кафтан поверх лимонного мохерового джемпера в катышках. Не до конца заплетенная коса (ага, запаниковала, когда хлопнула дверь!) и слишком яркий макияж. Брайан, встретившись глазами с женой, закатил их, обозначив свое изумление, и покачал головой. Затем, довольный, что всем и каждому очевиден его сарказм, взял сэндвич и стал есть.
– А вам не кажется, – возгласила Гонория так громко, как будто он все еще был у себя на кухне в соседнем доме, – что вежливость требует подождать, пока все соберутся? Или, в самом крайнем случае, пока предложат.
– Станешь ждать, покамест предложут, – ответил Брайан, полагая, что говорит на грубом йоркширском диалекте, и очень стараясь, – ни с чем останешься. – Козырнув таким образом своей независимостью и вызвав желаемую реакцию, он запихал остатки сэндвича в рот и спросил: – А где Джеральд?
Ответ не заставил себя ждать. На лестнице послышались торопливые шаги, и через секунду в комнату вошел хозяин дома. Он сразу направился в тот угол, где сидел Макс Дженнингс, протянул ему руку и чересчур многословно стал извиняться за то, что не сам открыл гостю дверь. Затем он представился. Дважды.
Рекс был сильно разочарован. Он столько времени убил, сочиняя сцену встречи Джеральда и Макса. Писал и переписывал, воображая самые разные повороты, от вполне сдержанных до откровенно смешных и даже фантастических. Но ему и в голову не пришло, что Джеральд просто сделает вид, будто никогда раньше не встречался с Дженнингсом.
Макс поднялся, пожал протянутую руку и любезно принял извинения. Похоже, пьеса кончится, даже не начавшись. Разочарование Рекса стало еще глубже, когда он подумал, что, возможно, Макс и не помнит даже былой размолвки, которая приводит Джеральда в такое смятение. Как это унизительно! Но и утешительно тоже… В каком то смысле.
Рекс кивнул Джеральду, указывая на свободное место рядом с собой на диване, и тот сел. От него пахло бренди. Рекс понял, почему одного графина на подставке не хватает.
Теперь все были в сборе, и трепет предвкушения очень быстро сменился довольно неестественной, неловкой тишиной. Собравшиеся, за исключением Лоры и Джеральда, смотрели на Макса Дженнингса с едва сдерживаемым любопытством. Они в нетерпении ждали, чтобы он проявил инициативу. Гость нерешительно улыбался.
«Может быть, он, – подумала Сью, – ждет какого то официального представления?» Вообще то, это было бы правильно, но, похоже, никто не собирался его представлять, так что в конце концов он заговорил сам. Голос у него был низкий и мелодичный, и в речи проступал акцент, происхождение которого она не смогла определить. |