Он понял, что
просто расспросы и поучения здесь бесполезны, он видел также, что чересчур
полагался на силу рассудка и много говорил по напрасну.
Но не напрасна была любовь, связывавшая его с другом, и привычка много
бывать вместе. Несмотря на глубокое различие своих натур, оба многому
научились друг у друга; между ними наряду с языком рассудка постепенно
возник язык души и знаков, подобно тому как между двумя поселками, помимо
дороги, по которой ездят кареты и скачут рыцари, возникает много забавных,
обходных, тайных дорожек; дорожка для детей, тропа влюбленных, едва заметные
ходы собак и кошек. Посте пенно одухотворенная сила воображения Гольдмунда
какими-то магическими путями проникла в мысли и язык друга, и он научился у
Гольдмунда понимать и сочувствовать без слов. Медленно вызревали в свете
любви новые связи от души к душе, лишь потом приходили слова. Так однажды в
один свободный от занятий день в библиотеке неожиданно для обоих меж
друзьями состоялся разговор - разговор, который коснулся самой сути их
дружбы и многое осветил новым светом.
Они говорили об астрологии, которой не занимались в монастыре, и она
была запрещена. Нарцисс сказал, что астрология - это попытка вмести порядок
в систему во все многообразие характеров, судеб и предопределении людей. Тут
Гольдмунд вставил: "Ты постоянно говоришь о различиях - постепенно я понял,
что это твоя самая главная особенность. Когда ты говоришь о большой разнице
между тобой и мной, например, то мне кажется, что она состоит не в чем ином,
как в твоей странной одержимости находить различия!"
Нарцисс: "Правильно, ты попал в точку. В самом деле: для тебя различия
не очень важны, мне же они кажутся единственно" важными. Я по сути своей
ученый, мое предназначение - наука. А наука - цитирую тебя - действительно
не что иное как "одержимость находить различия"! Лучше нельзя определить ее
суть. Для нас, людей науки, нет ничего важнее как устанавливать различия,
наука называется искусством различения. Например, найти в человеке признаки,
отличающие его от других, значит познать его".
Гольдмунд: "Ну, да. На одном крестьянские башмаки, он - крестьянин, на
другом корона, он - король. Это, конечно, различия. Но они видны и детям,
без всякой науки".
Нарцисс: "Но если крестьянин и король одеты одинаково, ребенок уже не
различит их".
Гольдмунд: "Да и наука тоже".
Нарцисс: "А может быть, все-таки различит. Она, правда, не умнее
ребенка, что следует признать, но она терпеливее, она замечает не только
самые общие признаки".
Гольдмунд: "Любой умный ребенок делает то же самое. Он узнает короля по
взору или манере держаться. А говоря короче, вы, ученые, высокомерны, вы
всегда считаете нас, других, глупее. Можно без всякой науки быть очень
умным".
Нарцисс: "Меня радует, что ты начинаешь это понимать. А скоро ты
поймешь также, что я не имею в виду ум, когда говорю о различии между тобой
и мной. |