Красные с черными пятнами жуки — нарывники четырехпятенные — облюбовали себе местечко. Но самые большие из них — нарывники Фролова — не желают присоединяться к компании своих мелких собратьев. Грузные и медлительные, они пролетают куда-то мимо. Куда? Кругом сухо, ничего не найти. Но я ошибся: вскоре вижу их на нераскрытых бутонах цикория. Видимо, эта еда им более подходит. Аппетит у нарывников отменный, а еда их — лепестки цветков.

Дружной стайкой собрались бабочки-сатиры. Запускают хоботок в крошечные цветки, что-то там находят, сосут. Но сфотографировать их трудно. Сядет бабочка на цветок и сразу так поворачивается, чтобы солнце не освещало крылья, чтобы не перегреваться. Жара же стоит немалая: в тени тридцать шесть градусов!

Мои грубые притязания с фотоаппаратом к этим грациозным созданиям не проходят даром. Бабочки одна за другой перелетают на другую группу цветков и устраиваются там стайкой. Так я и перегоняю их с места на место.

И клопы, и нарывники, и бабочки — все держатся друг друга, обязательно вместе собираются. Рыбак рыбака видит издалека! Впрочем, есть тут и независимые одиночки. Прилетают осы-сколии, черные, на брюшке желтые пятна, крылья, как вороненые, отливают синевой. Они очень заняты, торопятся, друг на друга — никакого внимания. Еще примчится озабоченная пчелка и вскоре исчезнет. Для пчел сейчас тяжелая пора. Где искать пыльцу да сладкий нектар?

Надоело мне крутиться возле крошечных цветков. Завел машину, поехал дальше по берегу. Может быть, что-либо попадется интересное. Вот у самой реки, тарахтит моторчик, качает воду, а против него на высоком берегу — бахча. Старик-огородник выкорчевывает чингил и татарник: повыбрасывал все корни, вскопал почву, провел оросительные бороздки, поставил времянку, гонит воду моторчиком, трудится, ждет урожая.

Давно появились дружные всходы арбузов. Стелющиеся плети с ажурными листьями покрыли горячую пустынную землю, и кое-где на них уже засверкали звездочками желтые цветочки.

— Кто же будет опылять арбузы, ведь урожай сильно зависит от пчел? — спрашиваю я старика. — А их нынче нет, пустыня высохла, цветков не стало.

— Какие тут пчелы. Нет никаких пчел. И не надо бахчам пчел. Ветром они опыляются! — отвечает старик.

Тогда я объясняю старику, что арбузы, дыни, огурцы — все опыляются насекомыми, главным образом пчелами, и от их деятельности зависит урожай.

— Нет здесь никаких пчел! — упрямо твердит старик. — Не нужны они бахчам. Сорок лет занимаюсь бахчами и знаю: без пчел дело обходится.

— Да пчелы-то разные. Кроме пчелы медоносной, которую человек держит, — пытаюсь я вразумить старика, — есть пчелы дикие. Живут они поодиночке, каждая воспитывает несколько деток. Дикие пчелы очень разные, только в одном Семиречье их водится, наверное, около трехсот видов.

— Знаю я только одну пчелу, которая мед дает. Остальные — букашки разные! — не соглашается со мной старик.

В стороне от бахчи, на небольшой полянке среди зарослей чингиля уцелела небольшая куща татарника. Колючий татарник — злейший сорняк — никому не нужен. Даже верблюдам. И сам он как назло крепкий, выносливый, не боится ни засухи, ни жары, недосягаем, вымахал почти в рост человека, разукрасился лиловыми головками цветков.