— Им надо набить себе цену. Может быть, на карточке они присвоят мне звание ученого-атомника.
— А вы бы не смогли начать ваш опыт сначала?
— Что ж, пожалуй, мог бы. Но я никогда не верил в него по-настоящему, а теперь все это ушло в канализационную трубу. — Он отвернул кран, чтобы ополоснуть раковину. — Я не смогу отделаться от воспоминаний об этой... гадости. То была мечта, а действительность — вот она. — Что-то похожее на поганку застряло в стоке. Гассельбахер протолкнул слизь пальцем в трубу. — Спасибо, что пришли, мистер Уормолд. Вы настоящий друг.
— Разве я могу вам помочь?
— Вы дали мне выговориться. Мне уже легче. Вот только из-за документов я побаиваюсь. Может быть, они пропали случайно? А может, я просто не нашел их во всем этом хаосе.
— Давайте, я помогу вам искать.
— Нет, мистер Уормолд. Мне не хочется, чтобы вы видели то, чего я стыжусь.
Они выпили по две рюмки в разгромленной гостиной, и Уормолд ушел. Доктор Гассельбахер стоял на коленях под «Смеющимся кавалером» и выметал мусор из-под дивана. Захлопнув дверцу своей машины, Уормолд почувствовал, как раскаяние скребется в его сердце, словно мышь за стеной тюремной камеры. Но, даст бог, скоро он так выдрессирует свою совесть, что сможет кормить ее из рук. Удавалось же это другим — тем, кого до него вербовали в уборных, кто до него отпирал двери гостиниц чужим ключом, получал инструкции о симпатических чернилах и новом применении «Шекспира для детей» Лама. У каждой шутки есть оборотная сторона — чувства того, над кем подшутили.
Зазвонили колокола храма Санто-Кристо, голуби взмыли с крыш прямо в золотой вечер и закружили над лотерейными лавчонками улицы О'Рейли и над банками Обиспо; мальчики и девочки в черно-белой форме, с черными ранцами, не отличимые друг от друга, как галчата, ручейками потекли из школы св.Младенцев. Возраст отделял их от мира взрослых — от мира 59200, — и их легковерие было совсем иного рода. Скоро придет домой Милли, с нежностью подумал он. Какое счастье, что она все еще верит в сказки: в непорочное зачатие, в образа святых, проливающих слезы или твердящих во мраке слова любви. Готорн и иже с ним были не менее легковерны, но они принимали за чистую монету кошмары, страшные вымыслы из фантастических романов.
Нет, играть — так уж играть. По крайней мере он доставит им удовольствие за их деньги, он снабдит их для картотеки чем-нибудь почище экономического доклада. Уормолд набросал черновик: «Номер 1 от 8 марта абзац А начинается во время моей поездки в Сантьяго я слышал из разных источников сообщения о крупных военных сооружениях в горах Орьенте точка эти работы настолько обширны что не могут быть предназначены для борьбы с мелкими повстанческими отрядами которые там засели точка ходят слухи о расчистке больших участков точка маскируются лесными пожарами точка крестьян ряда деревень принуждают возить камень абзац Б начинается в баре гостиницы в Сантьяго познакомился с испанцем летчиком кубинской авиакомпании в состоянии сильного опьянения точка утверждает что на пути из Гаваны в Сантьяго видел обширные бетонные площадки слишком большие для любых гражданских сооружений абзац В начинается 59200/5/3 сопровождавший меня в Сантьяго взял на себя опасное поручение и зарисовал возле военного штаба в Байамо необычного вида машины отправляемые в леса точка чертежи следуют диппочтой абзац Г начинается разрешите выплатить особое вознаграждение учитывая серьезный риск которому он подвергался и временно приостановить работу над экономическими докладами в связи с тревожным и важным характером сообщений из Орьенте абзац Д начинается проверьте Рауля Домингеса кубинского пилота которого предлагаю завербовать в качестве 59200/5/4».
Уормолд с жаром принялся зашифровывать свое послание. |