— Яне буу аварить олго! — пробасило существо на незнакомом языке. — Ноотымени! Всео! Нашео! Дружнао! Окруа!

Существо говорило много и прочувственно, хотя никто из собравшихся не понимал языка гоблинов, даже Император. К тому же, речь давалась гостю с большим трудом — существо пыхтело, потело, гримасничало и вращало глазами. Время от времени ему приходилось делать паузы, чтобы выудить из кармана платочек и утереть низкий лоб. Прошло не менее часа, пока существо окончательно выдохлось, взмокло и ушло со сцены.

— Далее, — провозгласил Император, — слово предоставляется спонсору досок и бревен, из которых выстроен наш праздничный помост и столбы для приговоренных! Встречайте заместителя генерального директора по маркетингу фирмы «Бобер и Бобер и еще немало бобров»!

На сцену поднялся самый настоящий бобер, большой и пухлый. Из одежды на нем был лишь розовый галстук. Этот галстук сидел на бобре не слишком гармонично — как, впрочем, любой галстук, надетый поверх шубы из бобрового меха. Пара передних зубов, что торчат у каждого бобра, похоже, была золотая и разбрасывала во все стороны солнечных зайчиков. С первого взгляда становилось ясно, что бобер смущен и сконфужен. Чувствовал он себя неуверенно, и все время испуганно косился на диск пилы, зависший над головой.

— Честно говоря, — произнес бобер, немного шепелявя, — мы слегка иначе представляли себе формат праздника. Нам-то сказали… — Бобер вздохнул и смущенно развел лапками. — А тут вон чего… От имени всех бобров — извините. А доски — всегда пожалуйста.

Он попятился и быстро-быстро уполз со сцены, а на сцене снова появился Император.

— Следующий наш гость…

Так прошел еще час. На сцену поднимались разные существа и что-то говорили, а один раз в перерыве выбежала группа крысих-оборотней и сплясала канкан. Люди засыпали. Засыпала и охрана. По-настоящему запомнилась собравшимся лишь старая ведьма из Вселенского управления заплечных дел. Она произнесла красивую речь о том, как в нынешнее время необходимо возрождать наши древние традиции казней и пыток, незаслуженно забытые в последние столетия. О том, как она рада видеть среди собравшихся столько молодежи, которой, видать, все-таки небезразличны древние классические традиции, не смотря на повсеместное засилье современной дешевой благоглупости. О том, что она надеется увидеть в будущем достойную смену и новых мастеров уровня Понтия Пилата и Малюты Скуратова… Впрочем, быть может, старая ведьма вовсе и не сказала ничего интересного, а просто умело навела морок внимания.

Наконец на сцену снова поднялся Император.

— Почему-то я до сих пор не слышу аплодисментов! — произнес он зловеще.

В тишине снова раздалась барабанная дробь, но аплодировать никто не стал. В следующий миг Император преобразился. С его лица исчезла сахарная улыбка, оно исказилось злобой, глаза полыхнули красным огнем, а во рту блеснули клыки. Неестественно вытянув руку, Император с рычанием схватил кого попало — ближайшего стражника из шеренги — и крепко сжал его горло. Стражник пискнул, выронил меч и начал превращаться в обыкновенную крысу в руке Императора. А Император шагнул к краю сцены, дернул неприметную веревочку, и дисковая пила над головой ожила и завыла, раскручиваясь. Подождав секунду, Император подбросил несчастную крысу вверх, к зубьям пилы. Раздался истошный визг, и тут же смолк. Склонив голову, будто ценитель музыки, Император вслушивался в звуки, пока на лице его снова не появилась обаятельная сахарная улыбка. В наступившей тишине он произнес мягко и настойчиво:

— Если я что-то сказал — значит, я что-то приказал.