|
Всадники разом отдали поводья и пригнулись к взмыленным шеям, предоставив лошадям полную свободу. Не нуждавшиеся в понукании скакуны рванули с места разноцветными молниями. Хищники двинулись следом, время от времени задирая морды к высокому летнему солнцу. Загонщики не торопились, но летящие во весь опор кони не могли увеличить разрыв ни на шаг. Развернувшись облавой, стая следовала за теми, кто до сего дня не знал ни страха, ни сомнений. Слева от дороги тянулся лес, справа лежали пологие холмы, понемногу снижавшиеся к реке. Мелькнуло одинокое дерево, шитым малиновым платком раскинулось поросшее кипреем пожарище, исчезло за поворотом, и вновь - водная полоса, серая жесткая трава, ощетинившаяся недобрая чаща. Иссохшая без дождей дорога тонет в пыли, словно в дыму, колотят чужую землю не знающие подков копыта, хрипят изнемогающие кони, озираются теряющие надежду всадники. Кто-то умудрился выпустить стрелу в оскаленную пасть. Короткий безнадежный свист утонул в набирающем силу вое. Не обремененные наездниками кони ушли вперед. Сильный рыжий жеребец уже исчез за увенчанной каменным столбом горкой, там же скрылся почти догнавший рыжего буланый. Летящая следом белогривая кобыла зацепилась копытом за вылезший на дорогу корень, перевернулась через голову и с жалобным криком рухнула. Первому из всадников пришлось прыгать, второй, обходя упавшую, прижался к лесу. Белогривая в последний раз дернулась и ткнулась носом в землю. Погоня пронеслась мимо. Ни один из волков не прельстился загнанной дичью - звери пришли за иной кровью. Споткнулся и едва не упал вороной. Старший из превратившихся в добычу охотников что-то прокричал и свернул к реке, утопая в рослых, по стремя, травах. Остальные бросились за ним. Взмыленные скакуны из последних сил помчались седеющим на глазах склоном. Лебяжьим пухом разлетелись сбитые семена, раздался отчаянный вопль, и возглавлявший скачку наездник пропал, словно его и не было. Согнулись и распрямились травы, коротко взлаял, будто просмеялся, возглавлявший погоню зверь, и четверо беглецов, нахлестывая коней, один за другим сгинули под исполненное ужаса ржанье. Отставшие попытались развернуть лошадей вдоль реки. Бесполезно. Загонщики остановились, когда впереди не осталось никого. В последний раз взвыв, волки полукругом улеглись на землю, положив морды на вытянутые лапы, и закрыли глаза. Травы за спинами зверей вновь стали золотыми, поднялся ветер. По холму, словно по воде, пошла рябь, волки и берег перед ними расплылись туманом и истаяли, только сорвался с прибрежной кручи малый камешек - и стихло. Нестерпимо блеснуло, отразившись в речном зеркале, солнце, запахло полынью и медом. Из-за каменного столба на вершине холма вышел грузный крючконосый старик. Опираясь на суковатый посох, он спустился к обрыву и заглянул вниз. Туда, где на залитом кровью песке умирали не успевшие заметить погибели люди и кони. Старик свел густые брови, словно запоминая. На жестком, древнем лице не было ни радости, ни ненависти, ни сожаления, только усталость. Не замечая пронесшейся рядом смерти, пчелы собирали поздний мед, тихо осыпались в землю семена, суетился в камышах утиный выводок. Старик обернулся. За его спиной, чуть склонив голову к правому плечу и вывалив розовый язык, стояла волчица. Ее глаза были такими же, как у старика, - вечными и усталыми. - Идет гроза! - сказал тот и пошевелил посохом траву. На самом краю обрыва лежала дюжина чужеземных стрел, их наконечники были обращены к реке. Волчица тронула лапой крайнюю стрелу и оскалилась. Или улыбнулась. Часть первая Севастия Анассеополь Весной 1656 от рождества Сына Господа нашего армия кровожадных и отвратительных язычников-птениохов вторглась в пределы Севастийской империи. Император Андроник из династии Афтанов, прислушавшись к советам добропорядочных и богобоязненных вельмож, обратился за помощью к ордену Гроба Господня. |
