Правда, птениох не встал. В отличие от твоего друга-авзонянина.
- Оставим это, - поморщился владыка лучшей из империй. - Четыре года назад ты был глуп и тщеславен.
- Я и сейчас глуп, - засмеялся Георгий. Несмотря ни на что, он любил брата. Андроник, хоть и носил венец, был добр. До такой степени, что, взойдя на престол, оставил в живых, зрячих и неоскопленных не только родных братьев, но и единокровного. Разумеется, поползли слухи, что малыш - сын нового владыки от молоденькой мачехи. Тридцатилетний Андроник и трехлетний Георгий и впрямь напоминали отца и сына, а с годами сходство лишь усугублялось.
Самый старший и самый младший из сыновей божественного Никифора удались не в отца, а в деда Константина и своих матерей-элимок. Высокие, сухощавые, светловолосые и светлоглазые, братья унаследовали от родителя разве что густые темные брови и воистину ослиное упрямство. Возможно, это сходство и было источником удивительной для василевса снисходительности.
- Для того, что тебе предстоит, ум без надобности. - Андроник, не скрывая ухмылки, смотрел на вздернувшего подбородок Георгия. - Вечером будет пир в честь намтрийской победы. На самом деле это пир примирения. Мы сейчас сильны, как никогда, динаты это наконец уразумели и предлагают мир. Патриарх ворчит, но доволен и он. Ты же знаешь, Святейший всегда ворчит.
- Знаю.
Когда рубежи Севастии в очередной раз заполыхали, Святейший велел уповать на Господа и Сына Его. Динаты во главе с Фокой убеждали опереться на авзонян. Дипломаты собирались унять варваров лестью и золотом, а Стефан Андрокл - мечом. Василевс испробовал все способы разом. Золото ушло в песок, рыцари так и не явились, но воинский гений Андрокла не подвел. Потеряв пять лет и хана, птениохи убрались туда, откуда пришли, патриарх восславил Длань Дающую, [2] а полководец отведал несвежей рыбы и скончался. Анассеополь умел быть благодарным.
- На пиру будет много рыбы? - Злить василевса не следовало, но промолчать Георгий не мог. В память о человеке, которого любил даже больше, чем брата.
- Ты можешь есть мясо, - поморщился Андроник, - или фрукты.
Георгий отвернулся, провожая глазами самую бойкую из слетевшихся за угощением пичуг. Думать, что Стефана отравил брат, не хотелось, но если не он, то кто? Обожавшие полководца воины видели в нем нового Леонида. Такое в Севастийской империи уже случалось. Шестьдесят лет назад армия боготворила Константина Афтана. Дело кончилось тем, что боготворимый стал Божественным. Андроник предпочитал не повторять чужих ошибок.
- Убийца Стефана пойман, во всем признался и понес наказание, - безмятежно сообщил василевс. Он тоже смотрел на птиц. - Отравитель показал, что находился в сговоре с сыном Фоки Василием и действовал по его наущению. Я мог выдать преступника солдатам и горожанам, но Итмоны встали на колени. Противостоянию динатов и стратиотов [3] конец. Залогом примирения станет брак моего брата и любой из дочерей Фоки. Я выбрал бы Анну, но решать тебе.
- Я уже сказал, что глуп, и повторю это еще раз. Скорее я женюсь на козе, чем породнюсь с убийцами Стефана. - Рассыпаться в благодарностях Георгий не собирался. Как и дерзить. Наверное…
- Успокойся, - устало велел Андроник. - Динаты сложат оружие, если им удастся спасти гордость, а у меня лишь один холостой брат. Ты.
- А могло не быть ни одного! - Ярость, как всегда, проснулась сразу. - И не будет, если меня поволокут на случку, как кобеля.
- Да, могло не быть. - Ноздри Андроника дрогнули, предвещая бурю. - А еще у меня мог быть брат-слепец или брат-евнух, которому случки не грозят. |