|
Рядом с могучим соседом он казался чуть ли не невесомым. - Откуда такой? - Не углядели. - Да не было тут его, верно говорю! - Сам знаю, не было. А теперь есть… В лошадиных глазах отразилась белая дорога, одинокое дерево, запитые солнцем холмы. Не здешние, поросшие травами, а крутые и голые. Конь коротко, требовательно заржал и стукнул копытом. Он ждал всадника. Он требовал боя. Нет, не требовал - умолял! - Никак признал? - Точно! Призывное ржанье, пристальный, почти человеческий взгляд. Серебристая морда тычется в плечо, горячий ветер шевелит гриву, доносит звуки боевых киносурийских флейт. На берегах Кальмея? Откуда?! - Гляди, как льнет! А со мной зверь зверем! - Юрыш, точно не твой? - Хорош, чертяка! Можно вновь не понять, отойти, отречься, продолжая морочить судьбу и совесть. Георгий положил руку на плечо взявшегося за стремя чернеца. - Подожди меня, Предслав. - Ты чего? - не понял Орелик. - А того, - раздельно и радостно произнес Георгий, - что знаю я Годуэна де Сен-Варэя. Не зря его сюда черт занес и меня заодно. Мой он. - А сдюжишь? - задал единственный вопрос Предслав. - Сам говоришь, зверь не простой. - Не простой, - усмехнулся Георгий, - да я не проще. Князю скажите. Никеша, ты и скажи, ты все знаешь… Руки действовали сами, расседлывая притихшего рыжего, снимая уздечку, готовя к бою взявшегося из ниоткуда красавца. Серый не упрямился, не мешал - ему самому не терпелось. Навязчиво и хрипло звала противника труба, толпились вокруг роски. Пришел даже Обольянинов. Они уже знали все: и о хане, и об Андронике, и об Исавре. Начав говорить, дебрянич не унимался, но голос друга и пожелания удачи доносились словно сквозь стену, и эта стена делалась все толще. - Пора! - раздалось за левым плечом, и Георгий, резко обернувшись, поймал взгляд давешнего старика. - С тобой благословение нашей земли, гость. Иди. - Не только вашей! Достать из переметной сумы туго скрученный сверток, рвануть неподатливый шнурок, развернуть тяжелую ткань… Он принял из рук матери шлем и щит. Вот и все. Обратной дороги больше нет. Киносуриец, взявший щит, возвращается лишь с победой. Или не возвращается вовсе. - Да помогут тебе боги! - твердо произнесла мать. Такой он ее и запомнит. Сжатые губы, гордо вздернутый подбородок, жреческая диадема из сплетенных змей. - С ним или на нем. На мгновенье показалось - царица хочет что-то добавить, но что можно объяснить за оставшиеся мгновенья на глазах множества свободнорожденных? - Мы не отступим, - коротко произнес сын, - с нами мечи и копья, за нами - Элима. Мать молча кивнула, колыхнулись длинные серьги, из высокой прически выбился тонкий завиток… Леонид не мог видеть, как отец поднял жезл, но музыканты нестройно повернулись и, изо всех сил дуя в свои флейты, двинулись вперед. Следом, опираясь на увенчанный бронзовым шаром посох, двинулся Филон, единственный одетый в белое. За жрецом мерно шагало трое. Леонид видел седую гриву отца - у царя, как и у Аркосия, и у Снитафарна, не было копья, а шлем он снял и нес на согнутой руке. Отец был еще жив, были живы все. Смерть только начинала приближаться к ним. |
