|
Где-то в стороне опять прошелестели шаги, но Тучков не обратил на них внимания. Сейчас все, что он мог сделать, - это поспешить к Борисову, дабы перехватить отступающих французов и хоть так реабилитироваться перед Чичаговым. Сокровища Радзивиллов Сергея Алексеевича больше не волновали. * * * Лето 1817 года выдалось жарким. В городе Тучкове, который Сергей Алексеевич на собственные средства десять лет тому назад основал недалеко от Измаила, спастись от зноя можно было только в беседке, увитой виноградом и стоящей подле воды. Опальный генерал так и поступал. Сергей Алексеевич потер небритый подбородок, снял нагар со свечей и вернулся к письму. «…посчитал - уж пятый год тянется странное мое состояние. Я все так же числюсь на службе, но содержания и приказов не получаю. Сказать по совести, Господь с ним, с содержанием - свои деревни есть. Куда прискорбнее, что приказов нет. Выходит, не нужен я более государю и Отечеству? Пусть я провинился (хотя вина и не доказана), ну так пусть бы сослали. Хоть в Оренбург, хоть в Сибирь - только бы к делу приставили! А то невмоготу уже тут сиднем сидеть. Вот и раны старые стали беспокоить, и сердце шалит - все от того же. Дела, брат, дела хочется! Я тут, в Тучкове, конечно, руковожу, но пустое это, мелкое. Уж и не знаю, чем спасаться. Вирши не идут. Почти закончил писать свой «Словарь военный, содержащий термины инженерные и артиллерийские», но и он застрял у меня, словно обоз в распутицу. Перевожу Горация с Еврипидом, тем и пробавляюсь. Дал бы Господь сыновей, учил бы их. А так - с местными мальцами штудии наладил. А еще, скажу по секрету, стал подумывать - может, в Альбион податься? Хоть я русский, но бриттам могу пригодиться для дела. Коль здесь никому не нужен». Сергей Алексеевич, вздохнул, поставил перо в чернильницу и процедил сквозь зубы: - Черт бы побрал этих Радзивиллов с их дворцом… Прикрыв глаза, Тучков откинулся на спинку кресла. Прислушался. Хоть время близилось к полуночи, городок не молчал. Откуда-то издалека доносилось слаженное девичье пение. Совсем недалеко лепетал ребенок, и в ответ ему смеялся мужчина. Ближе к реке перебрехивались собаки. Оглушительно стрекотали цикады. Среди ночных звуков Сергей Алексеевич уловил чужое дыхание. - Надо же, Егорка, как ты подкрался, - похвалил Тучков. - Ужин, что ли, принес? Поставь на стол и ступай. Завтра, как обещал, стрелять пойдем. Дыхание не исчезало. Сергей Алексеевич открыл глаза и вздрогнул. На перилах беседки лицом к нему сидел хатник. Тот самый, радзивилловский. Сергей Алексеевич моргнул. Домовой никуда не исчез. Тучков перекрестился. И перекрестил домового. Тот никак не отреагировал. Только погладил бороду дрожащей рукой. - Ну, здравствуй, - выдавил наконец Сергей Алексеевич. - Чему обязан? - Твой звал, - проскрипел домовой. - Кто мой? - не сразу понял Тучков, потом спохватился. - Домовой? Ты о нем говоришь? - Жаловался. Говорил, сохнешь. Просил очень. Только сейчас Тучков заметил, что домовой изменился. Волосы уже не торчали буйно в разные стороны, а свалялись местами в жидкие сосульки, рыжина поблекла, в желтых глазах появились грязные пятна. Домовой сидел сгорбившись, как старик, потерявший всю семью, до последнего правнука. Сергей Алексеевич видел таких стариков много раз - здесь, у Измаила, в Грузии, в Польше. |
