- Так и знал, что ты дома не усидишь. Что не удержит тебя ни мое строгое слово, ни слезы Ирины твоей.
- Не гони, княже. - Обольянинов встал на одно колено, склонил голову. - Я тебе обет давал. Лучше кого из отроков отошли. Им еще жить да жить…
- А нам с тобой, значит, умирать, - отрешенно заметил Арсений.
- Княже, - рядом появился молодой воин, поклонился. - Кобыла пристяжная пала.
- С чего ж она пала-то? - резко выпрямился Арсений Юрьевич.
- Не ведаю, княже, - развел руками тверенич. - Шла как все, не гнали ее…
- Отравы бы кто не подсыпал, - вслух подумал Анексим, невольно вспоминая хитроумного Ставра Годуновича.
- С тех залессцев станется, - откликнулся дружинник.
Князь встал, пошел смотреть. Анексим остался у костра - отчего-то тверенский боярин не сомневался, что эта неприятность - не последняя.
Однако прежде, чем Арсений Юрьевич вернулся к огню, из снежной круговерти выступила еще одна фигура. За ней растерянный воин вел измученного коня.
- Со свиданьицем, Анексим Всеславич, - насмешливо сказал Ставр, стаскивая заледеневшую от дыхания повязку. - Знал, что тебя тут увижу. И я не я буду, коль к вечеру нас не догонят Верецкой с Творимировичем.
- Не удивлюсь, коль не только мы с тобой поперек княжьего слова пойдем, - кивнул Обольянинов.
- Отбросить-то мы его отбросили, да только как ехать в такую погодку? Вроде снег метет, а холодает все сильнее. Сроду такого не видывал. - Ставр протянул замерзшие руки к огню.
Вернулся князь, взглянул на новоприбывшего и только рукой махнул.
Лишь немного ошибся Годунович, на день опоздали, пробиваясь сквозь небывалый буран, Олег Кашинский и воевода Симеон.
Княжий поезд едва-едва полз по вымершей Велеге. Раньше зимник в это время заполняли сани, купцы торопились на торжища, шагали по своим делам мастеровые - а сейчас великая река казалась беспомощной пленницей, избиваемой бичами, туго свитыми из снега и ветра.
Однако же обоз Арсения Тверенского хоть и медленно, но продвигался. Четверо набольших тверенских бояр опасались сперва княжьего гнева - на него, как известно, Арсений Юрьевич был скор; однако князь, казалось, думал совсем о другом. Обольянинов достаточно бился бок о бок с хозяином Тверени, чтобы знать: отнюдь не грозящий суд Юртая, скорый да неправедный, не маячащая совсем близко лютая казнь заставляют склоняться гордую голову и ссутуливаться могучие плечи.
Отвернулись Дировичи от призыва к битве. Спрятались за спину приносимой в жертву Тверени. Вроде и не подкопаешься - не в их городах избили баскаков, чего ж на них напраслину возводить? - однако понимали бояре тверенские, понимал князь Арсений: могли роски встать единой ратью, повернуть копья против вековечного врага - ан не вышло. Своя рубашка ближе к телу, а своя хата - с краю. Ведь если соседа зорят-жгут - это же не тебя, верно? Еще, поди, и на развалинах поживиться сможешь, ежели находники чем побрезгают.
4
На шестой день волчий вой, все время доносившийся откуда-то издалека, неведомо как пробиваясь сквозь вторивший ему ветер и плотный снег, вдруг приблизился. Дико заржали лошади, дружинники бросились к ним - вроде успели, перехватили, голодным хищникам отбить никого не удалось.
Успели и второй раз, но на третий, когда вой раздался, казалось, под самым носом, полдюжины коней сорвались с привязи, путы лопнули, словно гнилье, - и поминай как звали. |