Петр Арсентьевич что то невнятно попытался объяснить, но Сам его жалких слов не расслышал.

Сникший Бахарев безо всякого интереса взглянул на народного артиста, вытанцовывавшего барыню с цветным платком на голове. Артист этот в основном играл роли руководящих работников, и оттого глупо повязанный на голову бабий платок делал его невероятно смешным. Он ловко дробил ногами, вертелся, подмигивал и визгливо вскрикивал «И и эх!»

Петр Арсентьевич напился до последней возможности и тоже развеселился. На следующее утро его доставили домой на машине с такими номерами… ох!..»

– Ну откуда, – словно проследив за мыслями подруги, допытывалась Марго, – откуда ты знаешь, о чем он тогда думал? Все это твои домыслы!

– Домыслы? – жестко усмехнулась Жаклин. – Да он мне все сам рассказал!

– Так я тебе и поверила!

– А и не надо!.. – вспыхнула Жаклин. – Память у тебя короткая! Вот напечатают продолжение…

– На память не жалуюсь! Все помню! – с непонятным ожесточением, словно угрожая кому то, произнесла Марго.

– А как же ты могла забыть, что Шамаханскую царицу играла я?!.. Пусть!.. Пусть рвет последние волосы! Пусть револьвер требует! И застрелится! И сам, и сынок его подлый!.. – Она в сердцах швырнула трубку. Тяжело поднялась со стула, подошла к буфету, достала большую бутылку «Мартини», налила полстакана и до краев добавила водки.

За окном застучал дождь, деревья чуть слышно зашелестели молодой листвой. Жаклин жадно выпила свой коктейль. Сделала еще и села на подоконник.

«Черт!.. – не могла она успокоиться. – Ведь уже написала! Должно стереться, уничтожиться!.. Все!.. Все!.. Только пепел, как от сгоревших листьев. Передай мучительное воспоминание бумаге, и оно исчезнет из твоей памяти!.. Так нет же!.. Лезет!.. Бьется в висках: «Вспомни!.. Вспомни меня!..» И ведь не отстанет! Пока не отдашься ему, пока не измучит!.. Хуже наркотика эти воспоминания!.. Никакой возможности от них отвязаться!»

* * *

«Черноволосая бестия» – с тонким цинизмом вслед… «Лукавая прелестница!..» – походя, поигрывая взглядом… «Дивная!..» – и поцелуи кончиков пальцев… Вот что раздавалось со всех сторон, пока она шла в гримерную.

«Сразу после спектакля – похищаю!» – с корзиной цветов и на определенных правах – высокий, импозантный. В ответ – смех уверенной, знающей себе цену женщины. Голова чуть запрокинута, красная роза в пышных черных волосах, на обнаженных плечах – шелк платья, из разреза юбки – стройные ножки в чулках в сеточку.

Гримерная в цветах!.. Словно у примадонны!.. Все остальные по стенкам шепчутся, злятся, интригуют. Но за ее столик сесть не осмеливаются. Она первая среди молодых артисток театра оперетты – Евгения Рахманина!..

Ох и натворила же она дел в этом театре!..

В училище искусств, в экспериментальный класс артистов оперетты, Женя поступила в пятнадцать лет сразу после восьмого класса. В девятнадцать она уже была зачислена в штат театра. Роли – то маленькие, то крохотные, но не заметить ее на сцене было невозможно. Огненный, каскадный темперамент тут же привлек острое внимание завсегдатаев театра. Всерьез о ней заговорили после премьеры «Фиалки Монмартра».

Фиалку исполняла, конечно, не она. Однако режиссер, тоже обративший на нее внимание и как бы обязанный продвигать молодежь, решил дать ей маленькую, но настоящую роль – Мадлен, артистки парижского театра.