Свое трехминутное соло Женя превратила в событие. Она использовала каждую ноту, каждую паузу в партитуре Кальмана и с первых ошеломляющих кокетливой веселостью тактов вылетала на сцену, задорно размахивая широкой ярко желтой юбкой. На миг останавливалась в игриво провоцирующей позе, оголив ногу чуть выше колена. Чуть!.. В этом и была вся хитрость! Мужчины замирали, ожидая, что вот вот сейчас еще… Но вместо этого шелк юбки падал, и свежий голос призывал всех веселиться, пить вино и увиваться за женщинами.

Увидев ее на премьере, режиссер опешил, он ничего такого ей не подсказывал. На репетициях она задорно отплясывала и пела с кокетством юной статистки. А тут – просто явление, достойное примадонны!

Отдыхавшей в гримерной примадонне тотчас доложили. Она презрительно изогнула бровь и продолжила пудриться. Но раздавшийся гром аплодисментов заставил ее вздрогнуть. На следующем спектакле она уже стояла за кулисами.

– Ну что им еще нужно? – небрежно обронила она своим клакерам, кипя внутри от негодования, что черт принес именно в ее театр эту действительно очаровательную и, несомненно, наделенную определенными способностями юную артисточку. – Увидели пару новых ножек, все достоинство которых только в том, что они – новые.

Слова примадонны немедленно разнеслись по театру, но стан ее поклонников заметно поредел. Закулисные Бони спешили сначала отдать дань восхищения юной свежей фиалке и лишь потом шли на поклон к увядающей, которой от спектакля к спектаклю все труднее было расправлять свои поблекшие лепестки. Примадонне все это очень не нравилось.

«Может, эта выскочка и не представляет никакой опасности, – размышляла в одну из бессонных ночей чаровница оперетты, – но лучше избавиться от проблемы в зародыше!» – решила она и так некстати после спектакля подхватила страшное воспаление легких.

Театр срочно снял с репертуара все звездные спектакли: «Королева чардаша», «Марица», «Фиалка Монмартра», «Принцесса цирка». Зритель должен был довольствоваться веселыми советскими опереттами: «Белая акация», «Бабий бунт», «Женихи», «Свадьба в Малиновке» и так далее.

Но тут, как назло, одному очень важному чиновнику – товарищу Грушину – захотелось расслабиться именно под музыку Кальмана, и он через своего секретаря передал директору театра, чтобы в субботу была «Королева чардаша». Несколько тщательно приглаженных волос на лысой голове директора взметнулись ввысь.

– Но… – осмелившись на непозволительное, пролепетал он секретарю, – наша очаровательная Сильва больна. Могу предложить на выбор что нибудь из советской классики.

Секретарь не без основания выразил сомнение, что товарищ Грушин вряд ли согласится, но обещал доложить.

– Что значит – больна?! – чрезмерно удивился товарищ Грушин. – Что, в нашем советском театре всего одна Сильва?!

– В самом деле! Как вы тонко подметили!.. – восхищенно пролепетал секретарь, с ловкостью опереточного комика пятясь к двери.

– «Сильва»! – железным голосом произнес он и положил трубку.

Директор на согнутых ногах, хватаясь за сердце, помчался в зрительный зал, где шла репетиция.

– Ужас!.. Пропали!.. Катастрофа!.. – тяжело дыша, прокричал он в темноту и упал в кресло рядом с режиссером. – В субботу требуют «Королеву чардаша»!..

Режиссер непонимающе дернул плечом.

– Вы что, не сказали…

Директор не дал договорить. Злорадно хихикнув, сообщил:

– Ставят на вид, что в советском театре должна быть не только одна артистка, способная сыграть Сильву.

– Что они там понимают!.. – с презрением начал режиссер, но директор шепнул имя, и тот сразу примолк со страшным вопросом в глазах: «Что делать?»

– Замените Несравненную Котиковой!

– Будет провал! Грушину не понравится! Он не любит чересчур визгливых.