– Все нормально, – ответила девушка. – Ложись спать.

Они находились в Токио, в отеле капсульного типа. С того момента, как они покинули Париж, прошла неделя. Сперва они провели три дня в Берлине. Потом Токио показался им достаточно безопасным местом – от Франции далеко, дальше почти что и не придумаешь.

Когда они добрались до Японии, Шайлер была выжата до последней капли. У нее не хватало сил даже на выполнение ритуала, который вдохнул бы в нее жизнь. Девушка вымоталась до предела, но теперь, когда она увиделась с Джеком и эта встреча воскресила прежние чувства в ее душе, ей казалось вероломством возлагать на Оливера так много. Потому она не позволила себе исполнить священное целование.

На этот раз девушка пожалела, что не взяла в фамильяры вместо старого друга какого-нибудь покорного чужака, но даже сама мысль об этом уже казалась ей предательством.

Тем вечером в Токио Оливер улегся, примостив голову на подушку, отвернулся от Шайлер и свернулся клубочком, как обычно. Так они спали – всегда, с самого начала их пути: в одной постели, но спина к спине, лицом к врагам, прикрывая друг друга – в буквальном смысле слова. Так Оливера учили. Так проводники оберегали своих вампиров во время войн на протяжении столетий. Когда Шайлер просыпалась среди ночи, ее всегда успокаивало тепло спины Оливера.

Целый год они спали спина к спине, ни разу не повернувшись друг к другу даже для церемонии. В постели это было бы слишком... интимно, слишком похоже на другие вещи, которым они до сих пор сопротивлялись по негласной договоренности дождаться должного момента. Потому что время – это единственное, чего у них было вдоволь. Они будут вместе всегда. Они это знали.

– Ты не спишь? – Спросила Шайлер.

Их комната была размером примерно с гроб. Здесь даже нельзя было встать. Номера представляли собою небольшие ящики, поставленные друг на дружку, с одним окошком, стеклопластиковой дверью и занавеской, призванной обеспечить уединение. Такие капсулы были популярны среди японских бизнесменов, выпивших лишку и не способных добраться до дома. Это было самое дешевое пристанище, какое удалось отыскать Оливеру с Шайлер. Рюкзаки они оставили в камере хранения в вестибюле.

– Не-а.

– Извини, что не даю тебе спать. Это, должно быть, утомительно.

– Угу.

– Тебе неохота разговаривать?

– Ну-у...

Шайлер знала, что Оливеру неспокойно. И она понимала, почему он отделывался односложными ответами. После Парижа в их отношениях что-то изменилось. Что-то сместилось в их непринужденной дружбе. Что-то проникло в построенный ими замкнутый мирок.

Шайлер верила, что Джек Форс стал для нее прошлым, что после того, как она оставила его в той квартире на Перри-стрит, между ними все кончено. Но во время встречи с Джеком в Париже отчего-то не похоже было, что всему конец. Особенно когда они целовались. Девушка не знала, что и думать. Ее изводило ощущение вины. Иногда она даже не решалась посмотреть в лицо Оливеру. Но порой, вспоминая тот поцелуй, она ловила себя на том, что улыбается, не в силах сдержаться. Все это скорее походило на начало, на обещание лучшего будущего, хотя это будущее и начало затуманиваться. И каждую ночь она лежала, соприкасаясь спиною со спиной Оливера, но стоило ей закрыть глаза – и в ее сны проникал парень, чьи глаза были зелеными, а не карими, и Шайлер ненавидела себя за это.

Ну и что, что Джек все еще свободен? Что с того, что он не связан узами? Она уже сделала выбор. И она любит Оливера так сильно, что от одной лишь мысли о разлуке с ним ее сердце готово разорваться.

Она должна перестать видеть во сне Джека и тот поцелуй. Как там было в песне в том фильме, который они с Оливером постоянно смотрели?

«Поцелуй – это просто поцелуй. Вздох – просто вздох».

Это ничего не значит. Совершенно ничего.

Наверное, она не может разобраться в происходящем потому, что устала, – в конце концов, она через каждые три дня просыпается в новом городе.