Тут Мими заметила, что в зал стремительно вошел Форсайт Ллевеллин, и их беседа прекратилась. Сенатор выглядел особенно оживленным и еще более напыщенным, чем обычно, учитывая то, что не так давно произошло с его семейством. Он увидел их троицу и уселся рядом с Амброузом.

– Привет-привет, – произнес Форсайт, обращаясь к Мими.

Амброуз тем временем быстро сунул записку обратно в карман.

– Здравствуй, Форсайт. Я как раз говорила Маделайн, что по-прежнему не понимаю, к чему такая спешка, – произнесла Минерва. – Чарльз наверняка вернется, а пока он жив, регис – он. Мне все это не нравится. После событий в Париже я уверена, что мы слишком торопимся.

– Дорогая Минерва, я вполне понимаю ваше беспокойство. Но меня тревожит то, что после событий в Париже вопрос времени сделался существенным. Мы не можем терять попусту то, что у нас имеется, – отозвался Форсайт.

Минерва что-то недовольно пробурчала, а Мими изо всех сил постаралась сохранить безразличный вид. Газеты были забиты кровавыми подробностями несчастья, произошедшего в Париже. Никто из вампиров там не пострадал, но во время беспорядков нескольких фамильяров задавили насмерть. В трагедии обвинили не имеющий лицензии таиландский цирк, чьи дрессировщики не совладали с животными, одной из причин было также названо нарушение норм противопожарной безопасности.

Джек, вернувшись домой через день после тех событий, рассказал Мими, что произошло на самом деле и как Чарльз предотвратил худшее. Но, невзирая на старания Чарльза, отель «Ламбер» чуть не сгорел дотла – это едва удалось предотвратить. Новые хозяева отеля были вне себя от ярости и грозились разорвать договор, но их утихомирила графиня, предложив в качестве возмещения ущерба кое-какие предметы меблировки, имеющие историческую ценность.

Близнецы решили, что делиться с Комитетом вестями о предполагаемой кончине Чарльза не следует. Джек, вопреки всем доводам в пользу обратного, продолжал верить, что их отец жив, и Мими согласилась, что лучше, если сообщество и далее будет полагать, что Чарльз отсутствует по собственной воле. Ни к чему давать повод для паники. Голубая кровь и без того нервничает.

В зал вошел Сеймур Корриган, всем видом извиняясь за то, что едва не опоздал. Теперь все были на месте. Семеро стражей, символизирующих семь изначальных семейств, согласно требованиям традиции.

Ведущий аукциона, хладнокровного вида мужчина в синем блейзере и красном галстуке, поднялся на возвышение.

– Дорогие гости, я рад приветствовать вас на аукционе, посвященном импрессионизму и модерну, – объявил он.

Присутствующие вежливо поаплодировали. На экране над головой у ведущего появился портрет Курта Кобейна, увековеченного на полотне яркими, полными жизни красками. Мими подумалось, что этот портрет здорово смахивает на картинку из молитвенника. Гадкий рокер в виде святого.

– Первый лот – работа Элизабет Пейтон. Начальная цена – пятьсот тысяч долларов.

С первым ударом молотка заседание Совета началось по-настоящему.

Глава 37

ШАЙЛЕР

Это произошло во время их пребывания в Сиднее. Прямо посреди Чайнатауна, в маленькой аптекарской лавочке – там продавался зеленый чай того самого сорта, который Шайлер любила пить по утрам. Сперва у девушки задрожали ноги, потом руки, а далее по всему телу пошли судороги, и Шайлер рухнула на пол, выронив жестяную коробочку, и забилась на холодном линолеуме пола.

– Отойдите... ничего страшного... у нее просто... у нее эпилепсия! – Заявил Оливер, отталкивая всех. – Просто отойдите, ей нужен воздух! Пожалуйста! Это пройдет!

Это было очень странное чувство – когда твое тело тебе не подчиняется, бунтует против твоих приказов, как будто в него вселился злой дух.