Эрика, притворяясь, будто занята лишь сахарным петушком, внимательно слушала эту французскую беседу и осторожно поглядывала на кавалера в маске и Михаэля-Мишку.

Похититель старался держаться независимо и по-светски, но Эрика ощущала фальшь — Михаэль-Мишка норовил угодить кавалеру и явно боялся, что не справится. Кавалер же был по-светски беззаботен — как будто не приехал впервые посмотреть на будущую жену, а стоял в зверинце у клетки с мартышкой.

— Она умеет вести себя за столом? — спросил кавалер.

— Она сама ест ложкой и очень старается.

Тут Эрика еле удержала улыбку — она, наоборот, старалась есть, как малое дитя, вываливая кашу себе на подол.

— Тогда мы ее не позовем. Вели женщинам накрыть на стол, я перекушу и поеду.

— Дорога займет не больше двух часов…

— Нет, побольше. Сейчас видно, что ты привык ездить верхом. А экипаж тащится, как, как…

То, что кавалер сказал по-русски, очень развеселило Михаэля-Мишку.

Эрика бросила петушка на пол и широко зевнула.

Ей нужно было поскорее попасть наверх, в свою комнату. Окно глядело во двор, но она знала, откуда видна дорога. Увидеть только, в какую сторону двинется экипаж, — и по крайней мере одной заботой меньше!

Кавалер подошел к ней, взял за плечи, посмотрел прямо в глаза — и Эрике показалось на миг, будто он все понял. Сильные пальцы сжимались, но ощущение было странное — Эрика не хотела вырвать и отскочить, наоборот, ей было необходимо, чтобы эти руки удерживали ее еще сильнее, так, что рывок на волю невозможен. И взгляд… этот взгляд был доподлинно магнетическим… что-то такое толковала матери незамужняя тетка Амалия, помешанная на магнетизме и месмерической гармонии…

Тут голова у Эрики закружилась, и ее основательно качнуло. Кавалер удержал девушку и по-русски позвал Машу с Федосьей, смиренно стоявших в уголке.

Они увели ее, до полусмерти перепуганную. До сих пор никто с ней таких штук не проделывал. И опомнилась она лишь у себя в комнатке, когда Маша стала распускать ей шнурованье. Оттолкнув Машу, Эрика забралась с ногами на кровать. Она решительно не хотела раздеваться, она вдруг поняла, что ее разденут — и тогда явится кавалер с черным шелковым лицом!

Женщины зашептались — и вдруг разом перекрестились. Эрика поняла — кавалер их тоже чем-то напугал. И от этого вдруг полегчало — выходит, она еще в своем уме, и господин в маске оказывает магнетическое действие на всех! Вот ведь и Михаэль-Мишка, человек решительный и уверенный в себе, тоже при нем как-то утрачивает отвагу, делается отвратительно угодливым…

Эрика прямо в платье легла и натянула на себя одеяло. Под прикрытием одеяла ей было удобно запустить руку под тюфяк, где лежали пояс, кошелек и нож. С ножом она ощущала себя как-то увереннее.

Женщины бесшумно вышли — побежали докладывать, что безмозглая девица пожелала лечь спать. Вот и прелестно. Эрика встала и подкралась к двери, потом осторожно отворила ее. Нож был в левой руке — лезвием к себе. Откуда-то она знала, что так ей будет удобнее бить — повернувшись боком, снизу вверх, почти без замаха…

В торце коридора было окошко — к нему-то и пошла Эрика. Это окошко глядело на улицу — по здешним понятиям, довольно широкую улицу, хотя грязную беспредельно, с большими мусорными кучами, сломанными заборами и прочими прелестями слободы, которая только строится, причем строится без всякого плана, а каждый ставит себе домишко, как в голову взбредет. В темноте светились окна — вблизи и вдали, без всякого порядка. Составить по ним представления об улицах было совершенно невозможно.

Но окрестности Эрику не интересовали. Ей нужен был экипаж замаскированного кавалера, а еще точнее — те два фонаря, что висели спереди и хоть немного освещали дорогу.