Тот провёл ладонью по рубахе, видимо поняв, о чём я, но особо не подал виду, только бровь приподнял.

— Я слушаю, — сказал он.

— Так вот, мы с тобой вместе провели много-много лет на каторге, — у меня перед глазами сейчас стоял его чумовой прыжок со Стены, когда он в яростной атаке вздыбливал землю внизу, чтобы мягко приземлиться.

Гризли что-то хотел возразить, но я его остановил:

— И большую часть этого времени мы с тобой провели в одной пятёрке. Во время одного из прорывов, где наряду с привычными демонами шли и даже летели демоны необычные, чтоб ты понимал крылатые ящеры с шерстяным начёсом там тоже имелись, я, как командир вашей пятёрки, заставил вас отступить, а сам сгорел, выдав самое мощное заклинание, на которое только был способен.

Гризли снова приподнял бровь, перевёл взгляд на Зару, но та только кивнула: мол, слушай.

— Но, наверное, всё дело в том, что я в тот момент оставался последним из рода, как, собственно, и ты сам, — Гризли кивнул и склонил голову набок.

Конечно, такие вещи о нём могли узнать и не давнишние друзья, а кто угодно, подняв документы, которые не были особо засекречены.

— И вот, за совершённый, так сказать, подвиг, богиня нашего рода, огненная саламандра, меня переродила, — я внимательно следил за реакцией.

— Богиня? — с сомнением произнёс Гризли.

— Я понимаю, что это звучит не очень правдоподобно, потому что считается, что в нашем мире богов не осталось, но скажем так: это была покровительница рода. Оставим спор о сущностях кому-нибудь другому. К тому же я наполовину тохар, и мы считаем, что у каждого рода есть свой покровитель, свой бог, если можно так сказать.

На мои разъяснения Гризли кивнул и я продолжил:

— И вот меня эта сущность не обошла своим вниманием и дала второй шанс. Меня вернули мы пятнадцать лет назад, и сейчас я старательно пытаюсь исправить всё то, что было наворочено в прошлой жизни. Одна из целей, которой я хочу добиться, — это чтобы мой род выжил. А вторая — чтобы та моя пятёрка из прошлой жизни, в которую входил и ты, не оказалась на каторге. И если с одним человеком по прозвищу Тагай уже всё получилось, то с тобой, как видишь, не успел, потому что ты на каторге уже находишься, если мне память не изменяет, два или три года.

Тот кивнул, но при этом сказал:

— Откуда ты знаешь?

То есть на данный момент Гризли ещё не верил моим словам, собственно, как я и ожидал.

— Я очень много о тебе знаю, — ответил я. — Поверь, мы с тобой часто беседовали. Ты мне много рассказывал.

— Ну, — пробасил он. — Расскажи что-нибудь, например.

Мы втроём сидели у самой кромки реки. Остальные из пятёрки Гризли находились чуть поодаль, потому что им не дали знак подходить. Поэтому они расположились там и отдыхали после прорыва.

— Могу тебе рассказать, что, например, официально ты здесь за то, что якобы повздорил с кем-то из военных аристократов, и тебя сослали на каторгу за недостойное поведение в военное время.

— Ну, так это ни для кого не секрет. Не люблю я аристократов, — проговорил Гризли и плотоядно усмехнулся.

— Да-да, — ответил я. — А по факту ты набил морду одному аристократу из тех, кто пытался залезть твоей двоюродной сестре под юбку и испортить её. Но ты вовремя успел. Девочка не пострадала. Зато вот у аристократа две сломанные лицевые кости.

— Так-так, — нахмурился Гризли. — Продолжай.

— Естественно, раскрыть такие подробности на суде ты не смог в связи с тем, что пострадала бы честь сестры. Она не смогла бы выйти замуж со всеми вытекающими последствиями. Вот и вся суть. В итоге всё на суде выставили так, будто ты сам напал на военного аристократа и оказался здесь.

— Допустим, — Гризли явно не знал, что ему делать: то ли бить мне морду, то ли, наоборот, начать верить.