Екатерина Алексеевна откинулась на подушки, видимо, её самочувствие из-за нервов ухудшилось, но она продолжила говорить:

— От меня можешь передать им следующее: все оставшиеся будут реабилитированы, если не были задействованы в перевороте. Они будут служить, у них будет достойное жалование и все полагающиеся им гарантии. Работы на износ, как было при моем отце, не будет. Но при этом все они должны дать клятву, что не будут действовать против императорского рода. И чтобы в столице я их не видела вообще, — добавила Екатерина Алексеевна.

— Но так не получится, Ваше Императорское Величество, — проговорил Светозаров. — Представитель Молчащих должен находиться в столице для облегчения общения с родом.

— Хорошо, — решилась императрица. — Но тогда мы выбираем человека, который будет в столице, он должен дать личную клятву на крови, что никогда ничего не помыслит и не сделает в отношении императорского рода. Это единственное условие, при котором я буду терпеть хоть кого-то из этих менталистов в столице.

— Я прекрасно знаю твои страхи, — ответил на это Светозаров. — Но сейчас так надо.

— Я всё сказала, — оборвала его императрица. Она поджала губы, лицо ее стало суровым. — Либо клятва на крови, либо в столице не будет ни единого представителя их клана.

* * *

Завтрак в резиденции Рароговых остро напомнил мне времена беззаботной юности. Мы сидели за столом практически в полном составе и болтали на разные отвлеченные темы. Не хватало только старшего брата, но, насколько мы знали, у него всё было отлично. Я даже залюбовался своими родными.

Мама, кажется, начала восстанавливаться после того, как пострадала от менталиста. Её волосы вновь начали приобретать обычный рыжий цвет, да и морщины разгладились. Сама она помолодела, особенно после того, как приехал отец. И мне даже было неважно, что совсем скоро мы поедем в родовые земли. Прямо сейчас это не играло никакого значения.

И вот за завтраком, когда мы смеялись над очередной шуткой отца, вдруг слово взяла Ада:

— Дорогие мои, мама, папа, брат, дедушка, — я даже немножко впал в ступор от такого официального обращения. — Одним словом, родные.

Ада широко улыбнулась.

— Я хочу объявить, что я приняла решение, и я не буду поступать в академию магии. Вместо этого, — она посмотрела на мать, — я буду помогать маме исправлять ситуацию в институте благородных девиц. И даже если мама потом уйдет, а я останусь, всё равно я буду, так сказать, мамиными глазами в институте. Буду присматривать за тем, что там происходит, и в случае чего смогу рассказать, если вдруг что-то там пойдёт не так. То есть, у вас будет свой агент в институте благородных девиц. Кроме того, я же уже побывала там и совершенно неожиданно даже для себя успела подружиться как с Ярославой Медведевой, так и с сестрой Николая Голицына. Так что компания у меня там будет хорошая. К тому же стараниями Анатолия Сергеевича Салтыкова Матрона тоже переводится к нам.

— Ничего себе, — хмыкнул я. — Раньше там была банда преподавателей, а теперь будет банда воспитанниц. Ну, из огня да в полымя, как говорится.

— Ничего-ничего, — хмыкнула Ада. — Воспитанницы должны иметь свои зубы.

На эти её слова дружным смехом отреагировали все, собравшиеся за столом.

— Кстати, — сестра посмотрела на меня, — даже за последние дни, пока проходили все эти пертурбации, девчонки стали чувствовать себя лучше. Более того, Ярослава даже повеселела. Знаешь почему?

— Просвети! — улыбнулся я.

— А повеселела она от того, что брата вызвали со Стены и впервые за два года позволили им увидеться. Это для неё настоящее счастье.

«Ага, — подумал я. — Это значит, что свои обещания Светозаров выполняет».