– А ты не забыла, что сегодня вечером нам идти на концерт, мама?

– Помню, помню, – ответила она, но по некоторым соображениям не стала говорить, почему планы на сегодняшний вечер имели для нее определенную важность.

Вернувшись в свои комнаты, чтобы служанка помогла одеться ей к концерту, Эрминия вдруг почувствовала, что вечер этот должен стать судьбоносным, хотя совершенно не представляла, почему.

Она надела длинное платье в тон волосам, сделала прическу и украсила стройную шею ожерельем из зеленых драгоценных камней, после чего спустилась вниз, чтобы присоединиться к сыну.

– Ты прекрасно выглядишь, мама, – сказал он. – А я‑то боялся, что ты по привычке наденешь платье работника Башни, но сейчас ты нарядилась так, как подобает твоему положению, и я тобой горжусь.

– Да неужели? Тогда я рада, что не пожалела труда приодеться на этот вечер.

Сам же Аластер был одет в отороченную кружевом тунику и панталоны из атласа, украшенные темно‑желтыми оборками и черными кружевами. На шее у него висел кулон из переливчатого резного янтаря. Рыжие волосы ниспадали на плечи тщательно уложенными волнами. Он выглядел так похоже на друга ее детства – Аларика, что даже по прошествии стольких лет Эрминия ощутила, как ком подкатил к горлу. В конце концов он был Аларику наполовину брат; эта связь с ее давно умершим родственником была одной из причин, хотя не самой главной, почему в свое время она согласилась выйти замуж за Раскарда Хамерфела.

– Ты тоже прекрасно сегодня выглядишь, дорогой мой сын, – сказала она и подумала: «Недолго же он еще будет рад сопровождать свою мамашу на такие мероприятия; что ж, пока возможно, буду наслаждаться его компанией».

Аластер пошел вызывать матери портшез. Портшезы были в Тендаре самым распространенным транспортным средством. Сам же он ехал рядом верхом, сопровождая ее до похожего на дворец здания театра, построенного только в прошлом году и предназначенного для проведения концертов и прочих общественных представлений для жителей Тендары.

Большая площадь была запружена портшезами, по большей части – общественными, одинакового черного цвета, среди них выделялось лишь несколько прекрасно отделанных и богато украшенных, с вышитыми или инкрустированными гербами.

Поручив лошадь заботам одного из общественных грумов, Аластер помог матери вылезти и только после этого произнес:

– Нам надо иметь свой экипаж, мама, ты не должна нанимать общественный портшез каждый раз, когда тебе надо куда‑то выехать. У нас должен быть свой, с гербом Хамерфелов. Это будет гораздо больше соответствовать нашему положению, глядя на него, народ будет знать, что ты – герцогиня Хамерфел.

– Я – кто? – Эрминия не смогла удержаться от смеха при этой мысли, но, увидев выражение лица сына, поняла, что сильно задела его чувства. – Мне не нужны такие почести, мой мальчик. Для меня достаточно того, что я – работник Башни, техник, ты хоть представляешь себе, что это такое? – спросила она его с легким укором.

Вновь и вновь вспоминался ей сон, почему, если в сыне нет ни капли ларана, она снова и снова видит его в снах. Неужели Валентин прав? Неужели она действительно настолько не хочет отпускать его от своей юбки, что это приносит вред? Но нет, она как раз наоборот – поощряет его жить своей собственной жизнью и на протяжение недели довольно редко его видит. Эрминия вспомнила, как год назад, когда он сообщил ей, что ему было отказано в обучении на работника Башни, она впервые рассказала ему про брата‑близнеца, погибшего в огне сожженного Хамерфела, и про его способности, которыми Аластер не обладал. Тогда он гневно ответил, что не жалеет о потере брата, который «украл мой талант, который так много значит для тебя, мама».

– Ты не должен злиться на брата за это, – упрекнула его Эрминия, – поскольку титул герцога и наследника Хамерфела достался именно тебе, ибо ты родился первым, а ему требовалась какая‑то компенсация.