– Здесь найдется что‑нибудь поесть в это время? И что‑нибудь для собаки…

– Есть жареная баранья нога, правда не очень мягкая – старая была скотина, – зато уже готовая, а для собаки хлеб, – озадаченно произнесла она. – Вина подать?

– Я – буду, собака, полагаю, – нет.

– Нет так нет, – сказала она, – хотя я когда‑то знавала одного человека, который научил собаку пить вино, а после только тем и жил, что зарабатывал на ней, шляясь по кабакам. Если хотите, могу налить ей миску пива, собачники говорят, им это полезно, а особенно, если это кормящая сука.

– Щенков у нее нет, – произнес Аластер, – а хлеба с пивом давайте. Для меня сгодится поджарка и все, что там у вас есть.

Глупо было ожидать изысканного обслуживания в таком месте. Он взял тарелку и устроился в углу. Вино было не очень хорошим. Когда Ювел получила миску с пивом и хлебом, он сказал женщине, чтобы пива подали и ему. Это было доброе деревенское пиво, очень сытное и согревающее. Он отпил и с жадностью принялся за жесткое жареное мясо, а жилы и кости отдал собаке. Пока Аластер ел, за дверью на улице раздался шум, и вошло несколько женщин в алых туниках. В ухе у каждой болталось золотое кольцо.

– Привет, Доркас, – сказала одна из них. – Хлеба и пива на шестерых.

Все они были вооружены, а через открытую дверь Аластер заметил богато украшенные носилки наподобие тех, которыми пользовались в Тендаре; совершенно очевидно, что в них находилась благородная леди, которой прислуживали и которую охраняли эти вооруженные дуэньи. Одна из носильщиц заметила Аластера и приветственно махнула ему рукой, но Доркас предупредила полушепотом, хотя не настолько тихо, чтобы Аластер не расслышал ее слов:

– Нет. Когда он вошел, я то же самое подумала, но он говорит как нижнеземелец. – Хозяйка поставила шесть тарелок с хлебом и шесть кружек пива. – А леди Лениза будет что‑нибудь есть? Вино вполне приличное, хотя этому оно, кажется, не понравилось. – Она кивнула в сторону Аластера.

Юноша открыл было рот осадить толстуху. Он не привык, чтобы обсуждали его вкусы. Но тут же спохватился, пока что он был для них просто чужаком, его мнение здесь и гроша ломаного не стоило.

Дверца стоявших на улице носилок распахнулась, и из них выскочила милая молоденькая девушка лет четырнадцати, одетая в шелка лилового оттенка. Она вошла в харчевню. Там оглянулась, ища глазами женщину, очевидно старшую среди ее охранниц.

– Юная леди, вам не следует сюда заходить, я пришлю вина…

– Лучше я съем тарелку овсяной каши, – запротестовала девушка. – У меня ноги свело от сидения в носилках, и хочется подышать свежим воздухом.

– Кашу вам принесут, как только Доркас ее сварит, – ответила женщина в алом. – Тебе ведь не составит труда, Доркас? Но ваш дедушка страшно разгневается, если узнает, что вас видели здесь, на земле Хамерфелов.

– Да, уж это точно, – подтвердила одна из ее подруг, – лорд Сторн не одобрит, что вы поехали через эти места… но здесь дорога ровнее.

– О, опять Хамерфел! – обиженно воскликнула девушка. – Всю жизнь мне только и твердили, что никого из Хамерфелов не осталось в живых…

– Да, и ваш дед думал так же до тех пор, пока одну луну назад молодой герцог не убил вашего отца, – возразила женщина с мечом. – Поэтому возвращайтесь в носилки как хорошая девочка, пока вас никто не увидел, а то можете оказаться рядом с ним в могиле.

Но девушка прошла внутрь и обняла женщину.

– Дорогая Джермилла, – проворковала она, – разрешите мне ехать с вами верхом, а не сидеть, скрючившись, в носилках.