Сперва запах. Бал здесь правили сырость и плесень. Потом вид: грязный ковер в гостиной, покосившаяся и побитая мебель, обвисшие там и сям обои на стенах, у потолка, по углам, загнувшиеся на манер шелушащейся кожи, обнажая заплесневелую штукатурку.

– Это и есть «симпатичный сельский домик»? – переспросила она. – Когда вы тут были в последний раз?

– Никогда. – Джек закрыл за ней дверь и направился к спущенным жалюзи. – Здесь у меня ловушка.

– Охотничья?

– Нет. Предназначенная на тот случай, когда меня выслеживают, или мне так кажется, а точно невозможно проверить.

– И вы только для этого купили здесь дом?

Джек кивнул, приподняв одну планку жалюзи и выглядывая на улицу.

– Ну да. Отвечает трем условиям: находится на отшибе, не нуждается в постоянном присмотре и дешево стоит.

Она опять огляделась.

– Не знаю, сколько вы за него заплатили, но двум первым условиям соответствует без сомнения.

– Заплатил так дешево, что сумел кое‑что обустроить.

– Обустроить? И что же?

– Не так легко заметить.

– Лучше не скажешь. Похоже на притон для наркоманов.

Он рассмеялся, по‑прежнему глядя в щелку.

– Ну конечно. Можно подумать, вы не вылезаете из притонов.

– А как же, – с таким же сарказмом парировала она. – Насмотрелась, забирая больных детей у наркоманов‑родителей. Вы даже сотой доли не видели.

Джек взглянул на нее:

– Вы правы. Не видел. Простите. Я о вас почти ничего не знаю. – И снова стал всматриваться сквозь планку жалюзи.

Что имеется в виду? Чуть не спросила, но удержалась.

Успокойся, велела она себе. Диковато ведешь себя нынче вечером. Диковато – не то слово. У него обязательно должны возникнуть вопросы. У любого возникли бы.

– Угу, – буркнул Джек у окна. – Вот и компания.

Отодвинулся, приоткрыл щелку. Алисия выглянула.

Перед домом за ржавым пикапом тормозил легковой автомобиль и фургон. Сердце екнуло, зачастило, когда она узнала последний.

14

– Все вылезайте за пикапом, – приказал Бейкер по сотовому, останавливаясь за фургоном.

Открыл дверцу, выскочил, принял на себя командование. Не стоит во всеуслышание объявлять, сколько ребят он привел. В жилах почти в полный голос пела кровь, бежала по телу, покалывала кончики пальцев. Вот родная стихия для Сэма Бейкера, где он живет полной жизнью.

– Запомните, – предупредил араб, высовываясь с пассажирского сиденья. – Женщину не трогать.

– Угу, – буркнул Бейкер. – Слышу.

Он слышал это с той самой минуты, как выехал на лонг‑айлендское шоссе. Об этом ему все известно. Мухаляль поставил условие с первого дня: не трогать девчонку.

С парнем дело другое.

Особенно после того, что выяснилось насчет Мотта и Ричардса. Не дождавшись ответа по телефону, Бейкер звякнул Чаку, послал разобраться. Чак всегда рад чего‑нибудь сделать. Ни на что другое особо не годен со сломанной правой рукой и с коленкой в распорках, благодаря тому самому малому, что сидит теперь в доме.

Чак перезвонил в полнейшем смятении. Мотт и Ричардс убиты. Выстрелом в голову. Похоже, наповал.

Бейкер раньше слыхал о слепой ярости, но до нынешнего вечера ничего подобного не испытывал. Так взбесился, так громко вопил, что чуть не ухнул машину в кювет.

Не то чтоб Мотт с Ричардсом не заслуживали пули в лоб, сперва покорно нанюхавшись газа, потом выставившись на всеобщее обозрение. Послужит чертовски хорошим уроком.

Плохо, что свои ребята накрылись, хоть они на то шли, согласившись на него работать.