Аккуратно, точно немощная старуха, спускаю ноги с кровати. Подошвы кроссовок касаются пола, хочу встать, но не решаюсь, пригвожденная взглядом зеленых глаз.

Соображаю с трудом, моргаю часто, будто надеюсь, что он вдруг исчезнет, рассеется дымкой.

Но он не исчезает.

— Что за… дерьмо здесь происходит? — морщусь, потому что голос звучит почти жалобно. — Что это…

Сглатываю и наконец выжимаю из себя обрывки беснующихся в голове мыслей:

— А, это… мои фотографии…

Не могу сказать что-то осмысленное, совершенно не нахожу нужных слов. Голова раскалывается на части, кривлю губы, прижимая пальцы к вискам.

— Потерпи еще немного, скоро станет легче, — говорит мужчина, и взгляд его становится мягче, окутывая меня необъяснимым теплом.

Почти как во сне.

Он неспешно разворачивается и делает шаг, направляясь ко мне.

Внутри возникает с трудом преодолимое желание вскочить с кровати и убежать. Промчаться по лестнице вниз, схватить забытые на кухонном столе ключи от автомобиля, хлопнуть входной дверью, сесть за руль и больше никогда не возвращаться в этот дом.

Мне страшно. Мне действительно страшно, потому что сон обретает абрис реальности.

— Тяжело не видеть тебя… — мужчина мягко улыбается. Его улыбка вдруг кажется приятной, не отталкивающей, и я невольно расслабляю плечи, внезапно зачарованная, наблюдая за ним. — Тяжело знать, что ты живешь свою жизнь, в которой нет меня. С тех пор, как ты перестала приезжать, как твоя мать заподозрила… мне было сложно.

Он подходит совсем близко, встает рядом с кроватью и смотрит сверху вниз, почти касаясь синими джинсами моих колен.

— Заподозрила… что? — сглатываю снова и снова, а в горле суше, чем в пустыне.

Воды бы, хоть один глоток.

— Что все разговоры о твоей бабушке — правда, — говорит спокойно, будто озвучивает само собой разумеющиеся, очевидные всему миру истины.

Перехватывает дыхание, когда мужчина опускается на колени, глаза его совсем близко, теперь я смотрю на него чуть свысока. Он приподнимает подбородок и заглядывает в мое лицо, а глаза горят, полные невысказанной, прорвавшейся наконец муки.

Не верю в то, что вижу. Невозможно. Все происходящее похоже на дурной сон, разве что сны не могут быть такими реальными.

— Я ждал тебя так долго, — скованно улыбается и кладет ладонь на мою ногу. Вздрагиваю, когда пальцы нежно сжимают колено. — Ты все поймешь со временем. А пока… я хочу попросить тебя. Пожалуйста, дай мне имя.

Просьба звучит так внезапно, что я теряюсь, не сразу осознав услышанное.

Иррациональность происходящего накатывает стремительной волной, унося с собой последнее разумное, что еще протестует, кричит и воет аварийной сиреной.

— Имя? Какое имя ты хочешь? — запинаюсь, а мысли все сосредоточены на ощущении его пальцев на моей ноге. Тепло, словно горячий кот лежит на коленях. — О чем ты?

— Я приму любое, каким ты пожелаешь меня называть, — снова улыбка, осторожная и неуверенная.

Рука дрожит, когда я поднимаю ее и, не отдавая себе отчета, тяну вперед. Пальцы ходуном ходят, отводя черную волнистую прядь с бледного лба. Веду выше, пропуская прядки сквозь пальцы, ласкаю бессознательно, и мужчина у моих ног прикрывает веки, склоняя голову.

Я уже трогала эти волосы, я уверена. В своем сне.

Смотрю в бледное лицо в обрамлении черных волос и никак не могу вспомнить, как бабушка звала своего кота. Кажется, у него действительно не было клички.

Неправильно.

У моего кота должно быть имя.

* * *

Стою около бабушкиной могилы.